Последнее слово за мной - [42]

Я нервно вышагивала по комнате. Чепуха получается: паспорт на имя Ефимцевой — липа чистой воды, настоящая фамилия Полины — Басманова, и ее не далее как со вчерашнего дня числят в покойниках. А главное, она совершенно на меня не похожа, то есть определенное сходство, как я уже говорила, было, но никто и никогда нас бы не спутал. Значит, меня вынудили изображать Полину только для того, чтобы убить. К этому можно прибавить визит человека, который слышал голос Полины и даже видел ее из окна. Все это здорово похоже на алиби.

Возможно, от жены Алексей Петрович избавился гораздо раньше, хотя не исключено, что настоящая Полина пока жива и ей грозит смертельная опасность: раз уж она «погибла», дружкам не составит труда разделаться с ней по-настоящему. Все сходится… если бы не старик. Он не был слепым, производил впечатление человека в здравом рассудке и твердой памяти. Как он нас мог перепутать?

Невероятно. Старика следует отыскать во что бы то ни стало….

Кто-то шел по коридору, шаги неожиданно стихли и раздались вновь, едва слышные, будто человек возвращался на цыпочках. Я замерла, прислушиваясь.

Тишина. И тут зазвонил телефон. Я вздрогнула и едва не закричала. Телефон звонил и звонил, не переставая, и я наконец сняла трубку.

— Наташа? — Морозова я узнала сразу и тут же вздохнула с облегчением: номер телефона в гостинице я ему сама оставила.

— Да.

— Посмотрите сегодняшние газеты, — взволнованно сказал он. — Я был не прав, с Полиной действительно случилось несчастье, вчера она попала в аварию и погибла… Я только что сам прочел об этом в газете.

Что ответить, я не знала и брякнула:

— Очень жаль. — И повесила трубку. Потом осторожно подошла к двери и выглянула в коридор. Он был пуст. Но ведь шаги я слышала. Кто-то подходил к моей двери, крадучись, как вор, зачем? О господи, неужели им известно, что я жива? Сообщила соседка? А если этот самый Морозов? Ведь Светлана, со встречи с которой и начались все мои неприятности, тоже художница. А я ему номер телефона оставила. Теперь они знают, где меня искать.

Я закружила по комнате, лихорадочно собирая вещи, затем усилием воли заставила себя успокоиться. Прежде чем покинуть номер, надо решить, куда идти.

Болтаться по улицам с большой сумкой бессмысленно и опасно, а гостиница в самом деле не годится. Если Кирилл усомнился в моей смерти, здесь меня отыщут довольно быстро, независимо от того, связан с ними Морозов или нет. Значит, надо найти другое пристанище. Надежное, о котором никто не знает. Вот тогда я и вспомнила о конверте. Вытряхнула на стол бумаги, фотографии и ключи и удовлетворенно кивнула. Полина, должно быть, предполагала, что муж-иуда решит разделаться с ней, потому и запаслась фальшивым паспортом и даже купила дом в городе на имя Ефимцевой. Вряд ли об этой покупке кому-то известно. Я прочитала адрес: улица Виноградова, дом двадцать семь. Отлично, вот и пристанище.

Надеюсь, ключи, что я нашла в конверте, от этого самого дома.

Перед тем как покинуть номер, я позвонила в горсправку. На этот раз новости были, да еще какие! Оказывается, Басманов Алексей Петрович четыре года назад был арестован и в настоящее время должен отбывать наказание в одном из исправительных учреждений. Пробормотав «спасибо», я повесила трубку и с минуту сидела, точно истукан. После чего подхватила сумку и торопливо вышла из номера.

Теперь кое-что стало ясно, например, некоторая секретность вокруг фигуры Алексея Петровича. Его склонность к таинственности объяснялась просто, раз ему в настоящее время положено находиться в тюрьме, а он преспокойно отсиживается в центре родного города, в доме супруги, от которой по неведомой причине решил избавиться. Уголовное прошлое Алексея Петровича вселяло определенные надежды: что, если все-таки позвонить в милицию? Его арестуют, и мой рассказ не будет выглядеть сущей небылицей… Воодушевленная этими мыслями, я остановила такси и назвала адрес, который значился в бумагах Полины.

— Это возле детского санатория? — морща лоб, спросил водитель.

Я понятия не имела, где это, но кивнула. Улица Виноградова находилась на самой окраине, начиналась возле объездной дороги, опоясывающей город (здесь меня таксист и высадил), конец ее терялся в поле. Место было чудесное. Слева детский санаторий, скрытый за высокими березами, справа начинался самый настоящий лес. Автобусная остановка тут же по соседству. Дома в основном деревянные, ничем внешне не отличающиеся от деревенских. Коттеджей не наблюдалось, вместо высоченных заборов — палисадники с кустами акации, коты на лавочках да звонкий лай собак.

— Отлично, — поздравила я себя и зашагала веселее. Дом номер двадцать семь был последним, точнее, он как бы замыкал на себе две стороны улицы. Деревянный забор с широкими воротами, доски пригнаны так, что не разглядишь, что там за ними, резная калитка. Я потянула калитку на себя и убедилась, что она не заперта. Дом был огромным — по крайней мере, производил такое впечатление.

Построен, судя по всему, в начале века, когда ценились большие подвалы для хозяйственных нужд. Именно такой подвал и был здесь. Беленая кирпичная кладка заканчивалась метрах в двух от земли. Справа массивная металлическая дверь с огромным запором и навесным замком. Возможно, здесь жил купчина, держал лавку… Над кирпичной кладкой — толстенные бревна, небольшие оконца с резными ставнями, сейчас плотно закрытыми. Слева широкое застекленное крыльцо. Я поднялась на три ступени и позвонила на всякий случай, хотя и так было ясно: дом необитаем. Тропинка от калитки едва проглядывала в траве, заросли мальвы под окнами явно никто не беспокоил. Немного послушав тишину, я достала ключи и приготовилась к разочарованию. Но ключ легко открыл английский замок, я толкнула дверь и оказалась в темном коридоре.