Последнее путешествие Клингзора - [41]

- Дай-ка бутылку, - сказал он небрежно. - Отнесу Диане выпить.

- Конечно, возьми, - Юрген расплылся в улыбке. - Пусть хлебнет.

Поворачиваясь спиной и идя на нос, он мучительно ожидал, что Юрген увидит выпуклость у него под рубашкой. Но Юрген ничего не заметил в темноте.

Ситуация была абсурдной, как сама жизнь. Они выслеживали друг друга, и каждый из них рисковал перехитрить сам себя в этом смертельном скольжении по лезвию бритвы текущего момента, истонченному дефицитом времени. Но что, собственно, мешало Юргену пристрелить их прямо сейчас и бросить в канал потом? Или прикончить еще на берегу и уже холодными вывезти в море?

Видимо, осторожность мешала. Чтобы не рисковать, осторожный Юрген рисковал сейчас жизнью. Ему должно было быть известно лучше, чем другим, что турбулентность от мощных винтов проходящих по каналу судов способна поднять утопленников с очень большой глубины. А груз имеет тенденцию слазить вместе с кожей, которая легко отслаивается в соленой воде. А пуля в животе автоматически переводит утопленников в разряд убиенных. Возможных осложнений и непременной грязной возни с трупами можно было легко избежать путем простой доставки живьем к месту погребения.

После чего вступала в действие часть вторая плана, легко реализуемая, элегантная и плавно вытекающая из части первой. Перерывая дом в поисках денег и оружия, Юрген нашел ящик Пандоры. И обнаружил в нем упаковку 20%-го раствора морфия в ампулах. Содержимое трех ампул, принятое перорально, кого угодно могло ввести в блаженное состояние, полное чудесных грез, в котором так покойно отходить ко дну. Путем нехитрых манипуляций со шприцем он изъял, не нарушая упаковки, часть джина из пол-литровой бутылки и заменил его субстанцией, из которой делаются мечты. Все остальное было легко. Он взял с собой единственную бутылку спиртного - эту бутылку. Разумеется, он не пил из нее, а только прикладывал к губам. А имитировать опьянение не требовалось, он и так был пьян.

Но все это не имело бы никакого смысла, если бы не мощнейший стимул - Диана. Дело в том, что Юрген был более чем 100% мачо и весь маскулинный набор - атлетическую фигуру, мощный половой аппарат, физическую храбрость и бычью тупость - имел в преизбытке. В его предельном и замкнутом на себе мачизме, выпестованном примером деда, женщины, как сексуальные объекты и человеческие единицы, не существовали. И этот плачущий тигр вынужден был в течение многих лет, подобно Гераклу, находится в рабстве у женщины. И дело было не только в том, что Инга в свое время вырвала его из лап полиции, в которые могла и вернуть в любой момент. И не только в том, что она содержала его, потакая его порокам. Самым травмирующим обстоятельством явилось то, что ему понравилось рабство, и он возненавидел себя за это. Он люто ненавидел Ингу за то, что она женщина, но не мог без нее обходиться - Инга была самым маскулинным мужчиной из всех мачо, которых он встречал. Ему был жизненно необходим реванш. Он бы никогда не решился сознательно убить Ингу, но что-то в нем убило ее. И вот, когда он, наконец, освободился, появилась это девка. Диана. Его изломанная психика не могла проигнорировать ее, как не может игнорировать открытая рана каплю соляного раствора. Своими обнаженными нервами, которые Инга так заботливо очистила от изоляции, он сразу почувствовал в ней то же устрашающее качество, что и в Инге, но только острее. Инга была мужчиной: старым, морщинистым, мудрым, с крепким запахом табака и водки, как дед. Поэтому с ней еще как-то можно было мириться. Но эта девка была девкой, женщиной до мозга костей, он ее воняло бабой, она выжигала глаза своей вонючей красотой, это была воскресшая Инга, но без Ингиных амортизирующих экранов: голая, сверкающая, страшная, смертельно опасная, как молния. Само ее существование было угрозой и вызовом новому, свободному Юргену. Она презирала его - нового, свободного Юргена. И он, новый, свободный Юрген - боялся ее. С этим мириться было нельзя. Страх и ненависть придумали за него этот план, а вовсе не жадность и корыстолюбие, как наивно полагал его мнящий себя мудрецом оппонент. Юрген с радостью отдал бы все деньги мира, чтобы освободиться от страха перед женщиной, олицетворением которого стала для него Диана. Больше он ничего на свете не боялся. У этого человека было сердце льва, тестикулы быка и перитон женщины, которую он презирал и ненавидел именно за то, за что не смел презирать и ненавидеть себя, инстинктивно понимая, что это - смерть. В античные времена эта мощная, агрессивная энергия внутреннего противоборства, будучи направлена вовне, могла бы сделать из него героя мифов. А сейчас сделала сумасшедшим убийцей и садистом.

Диану нельзя было убить - ее надо было сломать. Сначала она должна была увидеть, как он трахнет и отправит на дно ее трахальщика, этого заумного писарюгу. А потом он займется ею. Он еще не решил, как, планов было много, они не вмещались в его голове. Ведь она должна была ощутить не только его член в своей разорванной заднице, она должна была ощутить силу его ума, изощренность его плана, тонкость его творческой мысли. Она должна была уважать его! Поэтому он не мог позволить себе никаких грубых эксцессов раньше времени. Она должна была вспоминать, мучаясь, задним числом и проходом, как великолепно он держался, с каким холодным, с каким дьявольским коварством он вел к исполнению свой план. А что могло быть лучше для исполнения плана, чем борт яхты, в десяти милях от берега?