Последнее «Па» - [42]

Понимая, что делать этого не стоит, он отправился наверх, тщательно рассматривая все щербинки на каменной лестнице, гладя каждую ложбинку на периле.

Разум твердил, что не стоит этого делать и ворошить прошлое, но ноги сами его несли в его комнату. Неболшую, уютную, с мягкой кроватью, шкафом и письменным столом. С окном, выходящим на ту самую яблоню с качелью.

Вот коридор, и он проходит мимо комнаты старшей сестры. Та лежит на кровати, на боку. Вены на руках распороты, нож лежит рядом, а ее стеклянный взгляд направлен в потолок. Бренд сжимает челюсти и проходит мимо, изо всех сил стараясь не останавливаться.

Он подошел к знакомой и такой привычной двери своей команты, толкнул ее рукой и оказался на пороге детства.

Каждая половица, каждая деталь просто кричала о том, что это его дом. Деревянный стол с уроками, скрипучая кровать, по которой слуги узнавали, что сын главы клана проснулся. Шкаф, в котором он держал одежду и прятал свой дневник. В тайнике, который он устроил так же, лежало любовное письмо той самой девчонке.

Все кричало о детстве с неимоверной силой, и только сейчас Бренд по-настоящему ощутил, как сильно изменился за это время. Как потеряло значение все то, что было важно, но взамен пришла злость. Та холодная злость внутри, которую когда-то он заметил внутри отца, рассказывающего о императоре.

— Роби… милый Роби… — раздался едва слышный женский голос. — Ты все-таки вернулся…

Парень взглянул на кровать и только сейчас понял, что на ней лежит его мать.

Женщина была одета в церемониальный наряд и с полузакрытыми глазами смотрела на него. Она лежала на боку и обнимала одной рукой старого, потасканного плюшевого медведя. На нем была пара заплат и несколько крупных швов. На полу рядом с ней лежали три флакона из черного стекла.

— Мам, ты…

— Это сон черной феи, — улыбнулась женщина. — Я так боялась, что не подействует… Кровь Буругов… Она спасала меня в юности и меня не брали зелья, но сейчас… Как некстати, что я из Буругов…

Бренд присел рядом на кровать и провел по волосам женщины.

— Как ты, Роби? — спросила она протянув руку к его лицу. — Как ты сынок?

— Я отлично, — кивнул Бренд, сжимая зубы до скрежета. — У меня все хорошо.

— Ты злишься? Я слышу, как скрипят твои зубы… Фея уже забрала глаза… Осталось немного.

Бренд молча провел рукой по щеке матери и кивнул.

— Я злюсь, мама. Очень злюсь.

— Не злись, не надо. Все так, как и должно было быть. Император не прислал подкрепления. Чекар знал, что это конец клана.

— Не прислал подкрепления, — эхом отозвался парень, продолжая гладить мать.

— Это милость с его стороны. Если бы он его прислал, то мы так и продолжали бы медленно, но верно вырождаться… Медведи ведь не сдаются…

— И умирают стоя, — закончил Бренд и поднял взгляд на окно, за которым в кроне яблони ветер шевелил листья.

— Как я рада, что смогла услышать тебя… — тихо прошептала женщина. — Мне так хочется услышать, какой ты… что ты успел сделать и чего добиться… Но фея хочет мой разум… Прости, Роби… Я не настоящий медведь и…

Бренд наклонился к матери и обнял ее за плечи. Затем он пропустил руки подмышками и подхватил ее. Встав вместе с ней так, словно они обнимаются стоя, он произнес:

— Ты настоящая медведица, мам, — прошептал он, не отрывая взгляда от яблони. — А медведи умирают стоя.

— Мой милый Роби, — прошептала мать и слегка улыбнулась.

Сил обнять сына уже не было, и она висела на Бренде бессознательным телом.

— Как же ты вырос, Роби…

За окном полыхали пожары. Последние солдаты клана оказывали сопротивление. Крепость была взята, и победа теперь вопросом времени.

В комнате отреченного сына главы клана стоял вернувшийся отпрыск.

На руках у него умирала мать.

Звук скрипа зубов.

Черные от тьмы слезы по щекам.

Плюшевый медведь в руках уже поседевшей женщины упал на пол.

Последний выдох последнего медведя клана.

Пахнет смертью.

Глава 12

— Бинты, быстро! — рыкнула Тук, прислонив руку к глазам воина.

Перед ней лежал человек, стонущий сквозь сжатые зубы. Броня на нем была черной и мокрой. Кто-то из бойцов догадался облить его водой, когда тот вспыхнул от магического пламени. На счастье солдата щит поглотил большую часть силы, и огонь удалось быстро сбить.

Ведьма схватила поднесенные тряпки и сноровисто принялась забинтовывать голову бойца. Обожженные руки ее интересовали мало. При желании руки можно было быстро восстановить, но сейчас она беспокоилась за глаза. Выращивание глаз было слишком трудоемким процессом, а раненых чересчур много.

— Катар! Восьмое зелье! — громко крикнула она, когда закончила перевязку.

Слуга тут же подскочил с литровым флаконом к ней. Та, откупорив пробку, щедро облила повязку сверху. Бинтовать пришлось плотно и туго, чтобы бинты не разошлись до того, как зелье примется за кожу.

— Слушай меня, — произнесла она, обхватив ладонями лицо и закрыв глазницы руками. — Слышишь?

— Слышу, — просипел боец сквозь сжатые зубы.

— Глаза открой!

— Больно… глаза режет…

— Открой глаза! — надавила Тук голосом. — Я пальцы уберу, а ты глаза открывай.

Сжимая зубы до скрежета, мужчина кивнул.

Он медленно, глубоко дыша, поднял веки, и ведьма увидела белесую пелену вместо зрачка и радужки.