Последнее новшество - [24]

Амброзий не слишком любезно отвечал, что дворцы принадлежат композиторам, скульпторам и писателям, а японский замок — прихоть одной престарелой поэтессы. Однако пришелец должен извинить Амброзия: он занят…

Пришелец, казалось, не обратил никакого внимания на слова художника.

— Взгляните, как изменилось все вокруг! — воскликнул он, потирая руки. — Деятели искусства процветают. У них собственные яхты, “роллс-ройсы”, бриллианты, их окружает множество привлекательных женщин — владелиц норковых шубок. Я прибыл, чтобы получить свой гонорар — обещанные двенадцать картин.

— Пошел вон! — огрызнулся Амброзий. — Ничего ты не получишь!

Пришелец оторопел.

— Разве вы не счастливы? — возразил он. — Неужели вам не нравится такая жизнь? Ведь я исполнил все, как обещал. Вы должны мне еще дюжину картин в счет гонорара.

В это самое мгновение на холст с нарисованной на нем обнаженной женщиной, над которым трудился Амброзий, прыгнул кузнечик. Художник отшвырнул кисть.

— Ничего не получишь, мошенник! — в сердцах крикнул он. — Ты ведь так ничего и не сделал! Сейчас любой художник может добиться успеха, но ты тут ни причем. Посмотри: здесь по-прежнему полно этих распроклятых крики-тиков!

У пришельца от удивления отвисла челюсть. Мгновение он обалдело глядел на Амброзия.

Потом прошамкал:

— Крики-тики — кузнечики? Бог мой! А я — то уничтожил всех критиков!

Эрик Кросс Феномен мистера Данфи

Мистер Данфи совершенно отчетливо помнил момент возникновения того, что он стал называть феноменом. Это случилось одиннадцатого января — в тот самый день, когда банковскую ставку повысили на один процент. Разумеется, оба эти события никак не были связаны между собой, просто совпали по времени.

Он выключил в спальне свет и, сбросив шлепанцы, начал укладываться в постель, как вдруг глаза его уловили мерцание света в зеркале на туалетном столике. “Странно”, — подумал он. Тяжелые шторы на окне были плотно задернуты. Сквозь них вряд ли мог проникнуть какой-нибудь мимолетный отблеск. Не исключено, что на зрение ему подействовало несварение желудка. Он забрался в постель и с приятным сознанием того, что жизнь его устроена хорошо, через несколько минут уснул, не дав себе труда как следует поразмыслить над странным происшествием.

Однако на следующий вечер явление повторилось. Нужно сказать, в силу своего характера мистер Данфи любил, чтобы прежде всего все у него было разложено по полочкам. Именно эта черта, вероятнее всего, привела его в область права и в течение ряда лет сформировала скрупулезность в характере доверенного чиновника юридической конторы “Клаттер, Клаттер энд Клаттер”. Жизненной функцией мистера Данфи было сохранение и поддержание установленного порядка; его призванием — следить за тем, чтобы весы правосудия находились в равновесии; идеалом личной жизни — блюсти законы государства, Церкви и условности общества. Нечистоплотность, физическая или нравственная, была для него оскорбительной. Необъяснимое, неясное беспокоило его. В хорошо отлаженной повседневной жизни его, где все имело свое место и все было на своем месте, подобное просто не могло случиться. Итак, он не был похож на жертву, которую можно застигнуть врасплох или испугать. Опыт подсказывал ему, что нежданное всегда спасует перед разумом и рациональным подходом и при наличии терпения и времени подчинится существующему порядку вещей.

Так и сейчас, при рецидиве феномена, он воспринял его с хладнокровной объективностью ученого, столкнувшегося с явной аномалией в фундаментальном законе. Если выразить это фразой, которую сам он никогда бы не употребил, хотя она здесь весьма уместна, — он сохранял выдержку.

Мистер Данфи подошел к окну, тщательно проверил, плотно ли задернуты шторы, и убедился, что снаружи сквозь них не может проникнуть хотя бы лучин света. Потом он вернулся и уселся на край постели. В зеркале по-прежнему отчетливо виднелся слабый отблеск света. Тогда он перешел к следующей стадии своего исследования и начал раскачиваться на постели. Призрачное сияние колебалось в такт его движениям. Затем он начал вертеть головой. И теперь колебания света совпадали с его движениями. Тогда он прикрыл ладонью макушку. Свет исчез. Он отнял руку. Слабое сияние возобновилось. Он произвел серию подобных экспериментов, и они подтвердили полученный результат. Свет, так сказать, был интимно связан с ним самим. Свет виделся ему на поверхности головы либо в непосредственной близости от нее. Отражение от лысины полностью исключалось ввиду наличия плотных штор на окнах и отсутствия в комнате любого другого источника света.

При существующих условиях времени и пространства мистер Данфи ничего не мог поделать с возникшим феноменом. Его жизненным правилом было: “Никогда не откусывай кусок больше, чем можешь проглотить”. Процессуальная практика убедила его в мудрости тех, кто поспешает не торопясь. Восемь часов крепкого, беспробудного сна были существенным фактором его образа жизни. Он улегся в постель.

На следующее утро, за бритьем, он не заметил в зеркале ничего настораживающего. Правда, электрический свет был включен. Завершив туалет, он проделал эксперимент: выключил свет и снова принялся разглядывать свое отражение в зеркале. В полутьме январского утра люминесценция сразу же становилась заметной. Правда, она была очень слабой, но, бесспорно, очевидной. Теперь феномен уже нельзя было отнести за счет ночных видений и галлюцинаций от несварения желудка или переутомления.