Последнее лето - [34]

Рядом, за тонкой соломенной стеной, что-то звонко шлепнулось. Тарас Константинович настороженно прислушался и тихонько рассмеялся: яблоко грохнулось!

12

С пасечником Додоновым директор столкнулся в коридоре конторы, когда тот выходил от Забнева.

Была у Тараса Константиновича перед этим человеком тайная вина, о которой он не любил вспоминать, надолго, иногда казалось - навсегда забывал о ней, но каждый раз, встретившись вот так же, вспоминал снова, запоздало раскаиваясь. Поэтому, если говорить откровенно, он так редко и наведывался на пасеку, хотя она давала совхозу приличный доход. Не часто, в дни получки да в случае прямой надобности, по своим пчелиным делам, показывался в конторе и Додонов; жил он с женой и двумя взрослыми детьми на пасеке круглый год, на отшибе.

- Давненько не заглядывал, директор, давненько! - улыбчиво попенял Додонов, степенно оглаживая рыжую окладистую бороду, в которую будто ненароком попало несколько волнистых, как серебряная канитель, нитей.

С моложавого и чистого, как у всех пасечников, лица кофейные глаза его смотрели смело и умно. - А мы мед вовсю качаем, прибыток тебе гоним. Не грех бы похозяйски и проведать.

- Обязательно, Илья Ильич, прямо в ближайшие дни, - пообещал Тарас Константинович, внутренне поеживаясь под этим умным взглядом. Знает, что ли? - мелькнула опасливая мыслишка...

Возвращаясь сегодня с Петром из пятого отделения, Тарас Константинович вспомнил об обещании - отсюда, от поворота, до пасеки было рукой подать.

- Давай к Додону, - хмуро распорядился он.

- Эх, а давеча сказали, что на станцию успею! - подосадовал Петр. К семи он хотел быть на вокзале, встретить жену - опять к матери ездила. Молоденькая, бездетная пока - вот и скачет. Нужно будет придержать малость - так, на всякий пожарный, как говорится. Чтоб пе думалось ничего...

- Тогда вот что. Оставишь меня, и катай. За полтора часа обернешься?

Расступились придорожные березки, местами уже прихваченные желтым огнем осени, открылась просторная поляна с крепким пятистенником в центре ее. Слева от дома, глазасто сияющего вымытыми окнами, сразу за хозяйственными постройками стояли неогороженные фруктовые деревья - густой, давно уже беспечно пустующий вишняк и яблони, кое-где еще белеющие неснятой антоновкой. Справа за бревенчатым тыном пестрели приземистые домушки ульев, спадала конусом к земле шиферная крыша омшаника. Все это хозяйство прикрывал с трех сторон чистый липовый лес, за которым в получасе ходьбы начинались гречишные поля, простор да волюшка вольная. Место было еще получше, чем на центральной усадьбе.

Рыжей, хозяйской масти, кобель, захлебываясь лаем, вылетел из конуры и, гремя цепью, тут же смолк, словно подавился своей же злостью, показавшийся на крыльце Додонов даже не цыкнул, а только покосился в его сторону. В неподпоясанной рубахе с расстегнутым воротом, босоногий, дюжий, он сошел по ступенькам, широко улыбаясь.

- Заявился-таки. А я думал - опять позабыл. - Улыбка добродушно морщила его свежие налитые щеки, блуждала на толстых губах, скатывалась в окладистую рыжую бороду, которая, казалось, тоже улыбалась, и только глаза его под такими же рыжими бровями оставались неулыбчиво-спокойными. Проходи, гость редкий, проходи.

- Давай пасеку, что ли, посмотрим.

- Как скажешь. - Додонов сунул ноги в кожаные, тут же на крыльце и стоявшие, тапки, с незаметной смешинкой осведомился: - Сетку-то брать?

- А я что, в улья полезу? В них ты сам лазь, - буркнул Тарас Константинович. Он боялся пчел, не раз выходил с пасеки с опухшей шеей или ухом, но напяливать на голову неуклюжий колпак отказывался.

- Ну и правильно, - успокоил председателя Додонов. - Сейчас уж ни лёта, ни взятка нет - осень. Отжировали свое.

Ульи с разноцветными верхами - синие, желтые, голубые - стояли в кудрявых кустах смородины, проезжая, к омшанику, дорога четко делила их на два ровных ряда.

Кругом было прибрано и опрятно, как на хорошем дворе, - Тарас Константинович знал это и сидя в своей конторе. Он шел следом за пасечником, бдительно оглядываясь и прислушиваясь, прикидывая, где сейчас едет Петр. Не задержался бы...

Додонов отомкнул на омшанике пудовый замок, распахнул перед директором дверь.

- Погляди и тут, Тарас Константинович.

Внутри хорошо пахло медом, воском, сухими березовыми вениками - они были подвешены под потолком на стропилах; смутно темнели тяжелые кадки и центрифуга.

- Взяли мы с Клавдией на круг по девяносто килограммов с колоды, остановившись посредине, не просто говорил, а докладывал Додонов; теперь в его голосе звучали деловитость, гордость, и ничего больше. - Вот и считай: не хуже, чем у вас в садах, обошлось. И зима спокойной будет: запасом проживут, без подкормки. Редкий год такой.

- Спасибо, Илья Ильич. Знаю, что у тебя тут всегда - как надо. Потому и заезжаю редко.

Тарас Константинович поблагодарил искренне, даже горячо, лишь самую малость покривив душой в последней фразе.

- И тебе, директор, за приятное слово - тоже спасибо.

Додонов ответил также от души, Тарас Константинович безошибочно почувствовал это и повеселел. Ни о чем мужик не догадывается, не подозревает, сам он просто придумывает все, и вообще - плюнуть да забыть эту давнюю глупость надо!..