Последнее дело «Валетов» - [7]

Он ушёл в свой кабинет и через несколько минут вернулся с книгой в зелёном сафьяновом переплёте с золотым тиснением. Открыл на нужной странице:

— Вот, удостоверьтесь сами…

Ещё раз всё обсудив, пришли к общему мнению — хочешь, не хочешь, а придётся давать делу официальный ход. Иначе, что делать с мошенниками, когда они будут найдены и изобличены? Морды бить?

— Надеюсь, Сергей Живаго, в отличие от герцога, огласки не боится? Тогда надо, чтобы он обратился к прокурору Московского окружного суда, — предложил Лавровский. — Все основания для начала предварительного следствия имеются — противоправное деяние, причинение убытка… Не хватает только жалобы потерпевшего.

— Правильно, Алексей, — поддержал Сахновский. — Я попрошу Сергея завтра же съездить к прокурору.

— А мы с прокурором оба калужские, — сказал Бутович. — Думаю, Пётр Наркизович Обнинский в просьбе земляку не откажет и поручит это дело самому толковому следователю…

Перед самым закрытием, Алексей зашёл в трактир "Перепутье". Расспросил своего давнего "агента" полового Кузьму о Гехте. Кто заходил к нему в последние дни, не заметил ли в его поведении чего-либо не обычного?

— Да много кто к нему заходил, — отвечал половой. — Всё больше играющие… Василий Данилыч, буфетчик из "Яра"… Иван Савельич, хозяин похоронного заведения. Ставки делали. Вчерась ещё этот был — "кот" плешивый.

— Какой ещё плешивый кот? — не понял Лавровский.

— Да Игнашка Евсеев.

Алексей от души рассмеялся:

— Не "кот", а "альфонс".

— Один хрен, раз за счёт баб живет, — махнул рукой Кузьма. — А необычное, в самом деле, было. Карл Карлович с Игнашкой книжками торговать стали.

— Чем?

— Книжками. Самолично видел, как Гехт Игнату книжку передал — зелёную, всю в золоте. Только, говорит, по пьянке не потеряй, мы на ней много тысяч заработаем. А тот отвечает, не беспокойтесь Карл Карлович, она у меня на фатере будет, туда и покупатель придёт… А разве бывают книжки, которые тысячи рублей стоят, Алексей Васильевич?

Алексей не отвечал. Книга в зелёном переплёте, с золотым тиснением. А ведь так выглядит опись меншиковского завода! Но на квартире арестованного Евсеева её не обнаружено — сам протокол обыска читал. Интересно, очень интересно.

Уходя, Алексей дал Кузьме полтинник. Заслужил…

К себе в «Черныши» Лавровский вернулся глубоко за полночь. Швейцар, открывший дверь меблированных номеров, сказал:

— А вас Аристарх Матвеевич спрашивал. Велел, как вернётесь сразу к нему зайти.

— Да спит уже, поди!

— Не. Сказал, что и ложиться до вас не станет.

Внештатный околоточный надзиратель полицейского резерва Московской городской полиции Аристарх Матвеевич Карасёв был особой влиятельной. Он состоял при самом генерал-губернаторе князе Владимире Андреевиче Долгоруком, не то вестовым, не то для выполнения разных деликатных поручений. Алексея связывали с Карасёвым давние товарищеские отношения, часто они помогали друг другу.

— Ты чего опять натворил, Лёша? — вопросом встретил его Карасёв.

— Да ничего вроде такого и не было.

— Не было… А с чего вдруг его сиятельство, князь Владимир Андреевич приказал найти тебя и завтра утром к нему доставить?

— Не знаю, право.

— Не знаю… Хитришь, поди. Купцов Хлудовых в воскресной газете ты отутюжил?

В фельетоне, который имел в виду Карасёв, рассказывалось о порядках на текстильной мануфактуре купцов Хлудовых в Егорьевском уезде — о чрезмерных штрафах, дороговизне продуктов в фабричных лавках, антисанитарии в цехах и казармах. К появлению этот материала Алексей отношения не имел. Николай Иванович Пастухов получил сведения от своих личных "корреспондентов" из фабричных и сам отчихвостил фабрикантов. И в прозе и в стихах:

Пожалуйте сюда, поглядите-ка

Хитра купецкая политика.

Не хлыщ, не франт,

А миллионный фабрикант

Попить, погулять охочий

На труд рабочий.

Видом сам авантажный,

Возвёл корпус пятиэтажный.

Ткут, снуют да мотают,

Все на него работают.

А народ-то фабричный,

Ко всему привычный.

Кости да кожа,

Да испитая рожа.

Плохая кормёжка,

Да худая одёжка.

Нужна одёжа или еда?

Иди тогда

В заводские лавки,

Там, мол, без надбавки

Дёшево и гнило!

— Превосходный фельетон! — искренне сказал Лавровский. — Жаль, что не мой.

— Слава богу, что не твой… Так что же тогда, ума не приложу? Ладно, бог не выдаст…

— … А свинью мы и сами съедим, — закончил Алексей любимое присловье Карасёва.

Аристарх Матвеевич осуждающе покачал головой:

— Сколько тебя учить можно? Язык твой — враг твой. Услышит, кто чужой, побежит докладывать, как ты на его сиятельство лаешься…

— Так газета, говоришь, не причём, — размышлял вслух Карасёв. — Может опять ты Лёша влез, куда не надо, по сыскной части.

— Влез, — честно признался Лавровский.

Он рассказал Аристарху Матвеевичу о шайке букмекеров и барышников появившейся на бегах. Особо заинтересовался старый полицейский упоминанием Лавровского о том, что возглавляет её один из участковых приставов. Да это и не удивительно. Участковые приставы были в Москве фигурами весьма заметными и влиятельными. Ведь на весь город их всего сорок человек — именно на столько участков поделили Первопрестольную в ходе недавней административной реформы.

Участковые приставы отвечали за всю организацию полицейской службы на вверенной территории: за расстановку постов и составление графиков дежурств, обучение городовых и первичный розыск по совершенным преступлениям, за арест подозреваемых и их допросы по "горячим следам". На них же был возложен надзор за поведением публики в общественных местах и пресечение праздных разговоров о "важных особах". Околоточные надзиратели докладывали приставам о ежедневных обходах и, обязаны были в любое время дня и ночи, сообщать им обо всех происшествиях.