Последнее дело Друри Лейна - [17]

— Вы — странный молодой человек, — сказала Пэтиенс, сильно покраснев, уже который раз за сегодняшний день. — Нет-нет, это вовсе не значит, что я согласна! Отпустите мою руку — те две дамы за соседним столиком бросают на нас неодобрительные взгляды. Какой стыд!

Подумать только, я краснею при одном упоминании о поцелуе, словно неоперившаяся школьница. Вы всегда такой легкомысленный?

— Вы чертовски милы, — ответил Роу. Улыбка сбежала с его лица, и он яростно набросился на баранью котлетку.

Наступила тишина. Затем Роу поднял голову и встретился взглядом с Пэтиенс. Некоторое время они пристально изучали друг друга, и девушка первой отвела глаза.

— Сказать по правде, Пэт, я надеюсь, вы позволите так вас называть, эта вульгарно-ребячливая манера поведения позволяет мне уйти от реальности. Конечно, это не лучший выход, но мне всегда было трудно держаться манеры поведения, принятой в обществе. Лучшие годы своей жизни я посвятил учебе, а сейчас хочу произвести переворот в литературоведении. Я очень честолюбив.

— Честолюбие еще никому не навредило, — мягко сказала Пэтиенс.

— Благодарю за любезные слова, леди. Однако я не созидательный человек. Меня зачаровывают исследования сами по себе. Полагаю, мне следовало бы заняться биохимией или астрофизикой.

Пэтиенс решила отведать салат и взяла в руки его изумрудный лист.

— Я… в самом деле… Впрочем это глупо, Он наклонился вперед и взял ее за руку.

— Пожалуйста, скажите мне, Пэт.

— Мистер Роу, они смотрят на нас, — произнесла она, не отняв, однако, руки.

— Пожалуйста, называйте меня Гордоном.

— Гордон, вы меня обидели, — сказала Пэтиенс трагическим голосом. Понимаю, что это был розыгрыш, но дело в том, что я презираю женщин с куриными мозгами.

— Прошу прощения, — с раскаянием произнес он. — Это была просто шутка.

— Я и сама люблю пошутить, но это было больше, чем шутка. Гордон, Я все время не могла понять, к чему стремлюсь, пока вы не начали этот разговор. Она улыбнулась. — Конечно, это звучит нелепо, но мы все отличаемся от животных лишь умением мыслить. Так почему же вы отказываете женщинам в развитии ума, опираясь только на некоторые их физиологические особенности?

— Это всего лишь одна из точек зрения, — ухмыльнулся молодой человек.

— Я ненавижу это мнение. Мне и в голову не могло прийти, какой силой может обладать мысль, пока я не познакомилась с Друри Лейном, Дело в том, что он заставляет вас хотеть думать и размышлять самостоятельно, но тем не менее остается очаровательным старым джентльменом… Но мы отвлеклись от темы нашего разговора. Лучше расскажите мне о своей работе и о себе, Гордон. Мне на самом деле интересно.

— Я мало что могу вам поведать, — ответил Роу, пожав плечами. — Моя жизнь — это работа, еда, гимнастика и сон. Но работа, конечно же, — самая важная часть.

В творчестве Шекспира есть нечто особенное, что всецело поглощает меня. Другого такого гения нет! Я не просто восхищаюсь тщательно отточенными фразами или философскими концепциями Гамлета и Лира. Мои чувства гораздо глубже. Прежде всего великий поэт был человеком. Как он стал великим? В чем его секрет? Из какого источника он черпал вдохновение? Или у него внутри горел огонь? Я хотел бы узнать это.

— Я была в Стрэтфорде, — мягко заметила Пэтиенс, — Там чувствуется что-то неуловимое. Особенно на Чепл Лейн, возле церкви. Сам воздух…

— Я провел в Англии полтора года, — перебил Роу, — и проделал адскую работу. Шел по едва заметным следам, опираясь отчасти только на собственное воображение. И, клянусь Богом…

— Что? — прошептала Пэтиенс, сгорая от нетерпения.

Гордон подпер голову ладонью.

— Самая важная часть жизни художника — годы становления. Это период самых неудержимых страстей.

Чувства так и бурлят в нем… А что мы знаем о весне в жизни поэта, величайшего из всех, когда-либо появлявшихся на земле? Ничего! В биографии Шекспира есть белое пятно, которое должно быть заполнено, если мы хотим постичь великого творца…

Роу замолк, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на страх.

— Пэт, — сказал он дрожащим голосом, — кажется, я на верном пути.

Он замолк и принялся вертеть в руках свой портсигар, а затем опустил его обратно в карман пиджака, так и не открыв.

— Нет, — пробормотал он. — Это преждевременно.

Я и в самом деле не знаю… Пока не знаю. Пэт, давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Пэтиенс ласково улыбнулась, не сводя с него глаз.

— Конечно, Гордон. Расскажите мне, к примеру, о Саксоне.

— Ну, — молодой человек заерзал по стулу, — тут уж совсем нечего рассказывать. Я заинтересовал старого Саксона своими э-э… догадками. Он почувствовал расположение ко мне — у него никогда не было детей, и он искренне и страстно любил английскую литературу, несмотря на некоторые недостатки характера. Грубоватый старикан настоял на финансировании моих исследований, взял меня под свое крылышко и поселил у себя дома. Потом он умер… А я все еще работаю.

— А миссис Саксон?

— Несравненная Лидия… — Он нахмурился. — Старая истеричка. Это еще мягко сказано. Думаю, не следует кусать руку, которая меня кормит. Но она абсолютно ничего не знает о литературе и еще меньше — о коллекции редких книг своего мужа. Давайте не будем говорить о ней. Она мне неприятна.