После запятой - [42]

Париж! Вот куда мне всегда хотелось! Неужели теперь никогда? А как мне хотелось попасть туда! О, Париж! — город художников, город мечты моей! Теперь я тебя никогда не увижу… О, как я хочу в Париж — мне бы только взглянуть на него одним глазком, — посмотреть и тут же сразу отпустить… А переводчица не совсем точно переводила то, что он говорил. Я ведь никогда не знала немецкого, значит, я понимала не язык. Не мешай слушать, они продолжают рассказывать про Париж!

— Когда я там в первый раз оказалась, первым делом решила пойти в парикмахерскую, и не какую-нибудь, а в салон, очень престижный. — У тебя что, было много денег с собой? — Да нет, это было в первые годы перестройки, тогда же меняли копейки, у меня было ровно столько, сколько полагалось иметь. Да и то я взяла в долг большую часть суммы, чтобы обменять на франки. — И сколько же в Париже стоят салоны-парикмахерские? — У меня ушла на это дело ровно половина суммы, которая у меня была. А мне надо было продержаться там три месяца — во всяком случае, виза у меня была именно на этот срок, и я не собиралась раньше времени добровольно покидать этот город. — Зачем же ты пошла в дорогую парикмахерскую? Ты что, в Москве не могла подстричься перед отъездом? У меня знакомая перед заграничной поездкой делает в срочном порядке все маникюры-педикюры, чтобы там не тратиться на это. Или ты думала, что будет все стоить, как у нас? — Нет, конечно. Неужели ты не понимаешь, мне хотелось хоть раз в жизни побывать в настоящей парикмахерской, чтоб все было по правилам, дорогие шампуни, массаж и все такое. Они меня так подстригли! — специальными зажимами и расческами, и все волосы получились одинаковой длины, как ни мотай головой, они стояли таким пышным венчиком. Я самой себе очень нравилась. — Ну, у нас тоже есть дорогие парикмахерские с шампунями. — Ну, это все не то. Нужна сама атмосфера, что да, я подстриглась в Париже, и не в какой-то третьесортной шарашке, а в крутом салоне. Я после этого стала сама себя больше уважать. Почувствовала себя женщиной — у меня изменилось самоощущение на весь срок пребывания. Вот она меня прекрасно поняла, когда я ей рассказала об этом при приезде. Правда, сказала, что сама, может быть, и не решилась бы. Но я такая. Я знаю людей, которые до сих пор едут за границу с консервами, мылом и прочим, чтобы там не тратиться. Но не с них же брать пример. Без жратвы я тоже могу спокойно обойтись, это для меня не проблема, хотя я никогда не откажусь от хорошей пищи. Но это надо хоть один раз испробовать, чтобы понять, что значит быть подстриженной в хорошей парижской парикмахерской. Словами этого не передать. — Как же ты жила дальше? — А, я знала, что как-нибудь утрясется. И правда, когда у меня кончились деньги, я успела уже познакомиться с одним молодым человеком, виконтом. Он предложил мне пожить в его родовом замке в провинции. Он там почти никогда не появлялся, но там жил дворецкий, который каждое утро приносил мне завтрак в постель. — Он тоже жил там с тобой? — Кто, дворецкий? Конечно, он жил там все время, ему за это платили зарплату. — Да нет, виконт. — Я же сказала, что он практически там не появлялся, он почему-то не любил это место, а может, в Париже ему больше нравилось. А потом, он был голубой. — А как же ты с ним познакомилась? — А в какой-то компании, уже не помню. Я там рисовала на улице, и ко мне подходили другие художники знакомиться, а потом приглашали на свои тусовки, на которых кто только не бывал, все слои общества, начиная с клошаров и кончая аристократами. Я тоже в этом замке долго не выдержала, прожила что-то около месяца. Правда, еда и постель там были халявные, но я поехала во Францию ради Парижа. Да у меня всегда все обустраивается само собой. Потом мне предложила свою квартирку одна художница. Квартирка была маленькая, но с видом на Сену. Пару раз я переночевала в метро с клошарами. В первый раз, когда я там очутилась после закрытия, мне было очень страшно. Думала, куда бы забиться, чтобы меня никто не видел. И вдруг вижу, на меня прямо по рельсам идет один негр. Мне стало так страшно, думала, сейчас потеряю сознание. Он подошел ко мне, у меня аж в глазах потемнело, ну, думаю, все, копец, а он мне на хорошем английском говорит — то есть он вначале обратился по-французски, понял, что я не понимаю, и затем по-английски говорит: «Позвольте, я вас буду охранять, а то такой красивой девушке, как вы, опасно здесь одной находиться. Всякие люди бывают». И мне вдруг стало так спокойно и хорошо. — И что, он тебя и пальцем не тронул? — Нет. Я так под его рыцарской опекой и провела там две ночи подряд. А на третий день иду по улице и вижу — кошелек валяется. Поднимаю — а он тяжелый. Внутри оказалась стопка денег, частью лирами, а частью — франками. Их было достаточно, чтоб я поселилась в небольшом пансионе и прожила оставшееся время. И себе кое-что прикупила. Правда, у меня оказался небольшой дар находить довольно приличные вещи с уценкой. Когда я их надевала, все француженки ахали и спрашивали, где купила. А когда узнавали цену, сразу мчались туда, но этого уже не было. Естественно, там уценяют то, что осталось в небольших количествах. У меня хватило денег даже на то, чтоб привезти мужу одну футболку с сорбоннской университетской эмблемой. Правда, я еще какое-то время в кабаке подрабатывала посудомойкой. Но оно стоило того, Париж — это что-то необыкновенное!