После - [8]

Но они не просто танцуют; они ошупывают друг друга и трутся телами.

– Да… Знаю.

Я пожимаю плечами так, будто не вижу в этом ничего необычного. Я никогда не танцевала, даже с Ноем, хотя мы вместе два года. Ной! Лезу в сумочку за телефоном проверить сообщения.

«Тесс, ты тут?»

«Тесс? Ты в порядке?»

«Тесса? Мне позвонить твоей маме? Я волнуюсь».

Я набираю номер Ноя со скоростью, на которую только способны мои пальцы, и молюсь, чтобы он не успел позвонить маме. Он не берет трубку, но я отправляю ему сообщение, что все в порядке и звонить маме не стоит. Если она узнает, что в колледже со мной что-то случилось в первые же выходные, она будет в шоке.

– Ээээй… Тесса! – Стеф, шатаясь, кладет голову мне на плечо. – Еще веселишься, соседка? – Она пьяно хихикает. – Думаю, что… Мне надо… Комната тратится, Тесс… То есть крутится, – бормочет она, смеясь, и ее ведет вперед.

– Она сейчас отключится, – говорю я.

Нэт кивает, берет Стеф на руки и закидывает себе на плечо.

– За мной, – командует он и поднимается наверх.

Открывает дверь где-то посреди коридора: он нашел ванную быстрее, чем я. Опускает Стеф на пол, и ее тут же начинает рвать. Я смотрю в сторону, удерживая ее рыжие волосы подальше от лица.

Наконец (я еле могу выдержать такую долгую рвоту), она успокаивается, и Нэт протягивает мне полотенце.

– Давай отведем ее в комнату напротив и положим на кровать. Ей надо проспаться, – говорит он. Я киваю и тут же понимаю, что не могу оставить Стеф одну, без сознания. – Ты там тоже можешь остаться, – говорит он, будто бы прочитав мои мысли.

Вдвоем поднимаем ее с пола и ведем по коридору в темную спальню. Аккуратно укладываем стонущую Стеф на кровать, и Нэт тут же исчезает, сказав, что проведает нас попозже. Я сажусь рядом со Стеф, чтобы убедиться, что ее голова повернута набок.

Трезвая, рядом с пьяной девицей посреди шумной вечеринки. Да уж, опускаюсь на более низкий уровень. Я включаю лампу, чтобы осмотреть комнату, и утыкаюсь взглядом в книжные полки, полностью занимающие одну из стен. С интересом читаю заголовки. Хозяин библиотеки внушает уважение: здесь много классики, самые разные произведения, в том числе и несколько моих любимых. Нахожу «Грозовой перевал», беру с полки. Книжка изрядно потрепана, видимо, читали ее не раз.

Так глубоко ухожу в повествование Эмилии Бронте, что не замечаю ни света от открытой двери, ни появления еще одного человека.

– Какого черта ты делаешь в моей комнате? – раздается позади меня сердитый голос.

Я уже знаю, чей это акцент.

Хардин.

– Я спрашиваю, что, черт возьми, ты делаешь в моей комнате? – повторяет он так же резко, как в первый раз.

Обернувшись, я вижу его длинные ноги. Хардин выхватывает у меня из рук книгу и швыряет обратно на полку.

Голова кругом. Я уж думала, что хуже быть не может, – и вот я еще и в комнате Хардина.

Он грубо окликает меня и машет ладонью перед глазами.

– Нэт велел привести сюда Стеф, – лепечу я едва слышно. Хардин подходит на шаг и с шумом втягивает воздух. Я указываю на постель, и он переводит взгляд. – Она слишком много выпила, и Нэт сказал…

– Я уже понял.

Он явно расстроенно проводит рукой по грязным волосам. Почему ему так не нравится, что мы в его комнате? Стоп!

– Ты член этого братства? – спрашиваю я.

В моем голосе звучит нескрываемое изумление. Хардин очень далек от моего представления о студентах, входящих в такие сообщества.

– Да, и что? – отвечает он, подходя еще на шаг. Расстояние между нами – не больше двух футов, и когда я пытаюсь немного отодвинуться, то упираюсь спиной в книжный шкаф. – Для тебя это сюрприз, Тереза?

– Хватит называть меня Терезой.

Он загоняет меня в угол.

– Тебя же так зовут, правда? – Он усмехается, немного оживляясь.

Я вздыхаю и отворачиваюсь, упираясь лицом в книжные полки. Не знаю, куда мне идти, но хочу куда-нибудь деться от Хардина, иначе я его стукну. Или расплачусь. У меня был тяжелый день, так что я скорее расплачусь, чем дам пощечину. Скорее всего, так и будет.

Я поворачиваюсь и прохожу мимо него.

– Она не может тут оставаться, – говорит он.

Обернувшись, я замечаю у него в губе колечко. Почему он решил проколоть губу и бровь? Это, наверно, очень больно… и к тому же подчеркивает его полные губы.

– Почему? Я думала, вы друзья?

– Так и есть. Но никто не остается в моей комнате.

Его руки сложены на груди, и в первый раз с момента знакомства я разбираю, что изображено на тату. Это цветок, в центре предплечья. Хардин – и цветок? Издалека похоже на розу в черно-серых тонах, к тому же ее дополнительно оживляют полутени.

Чувствуя злость и раздражение, я усмехаюсь.

– Да… понимаю. Значит, к тебе могут заходить только девчонки, которые с тобой спят?

Он хмыкает.

– Та комната была не моя. Но если ты пытаешься сказать, что хочешь со мной переспать, то, извини, ты не в моем вкусе.

Не знаю почему, но его слова меня сильно задевают. Хардин далек от моего типа мужчин, но я никогда не сказала бы ему это вслух.

– Ты… ты…

От возмущения не могу подобрать слова. Музыка за стеной гремит все назойливей. Я смущена, разозлена и не знаю, что ответить. Продолжать пререкания бессмысленно.

– Хорошо. Тогда отведи ее в другую комнату, а я возвращаюсь в общежитие.