После сделанного - [29]

Децкий попрощался и поехал в город. Думы свелись на следователей. Что им Павел, рассуждал Децкий, что привело их на место гибели, что они ищут тут с утра пораньше? И вопросик этот "был ли на даче, чем ехал?" совсем не безобидный, не формальный вопросик, а содержательный, злой, меткий. Уже повязали, черт бы их взял, дачу с похищением, а похищение с транспортом. Пусть версия, пусть догадка, но есть она, породили, обдумывают, подбираются. Вот и Павлика заподозрили; не ушел бы вчера, сегодня бы вызвали для знакомства. А если Павел, то и все остальные тоже под подозрением. "Заварилась-таки каша! — сказал Децкий вслух. — Все отпробуют, все загремят!" Но подумав, решил: никто не загремит — улики отсутствуют. Вот, приехали следователь с помощником на место происшествия, посмотрел один, посмотрел другой — и что с того? Мало ли у них нераскрытых преступлений? Мало ли развешано плакатиков — разыскивается опасный преступник? Каждый делает свое дело. Кто обловчит — тот и жив. И помощник, экая важность — помощник, думал Децкий, может, он бумажки помогает писать; мастера к мастеру не ставят, подмастерье, одним словом, ученик, технический исполнитель; он количество дает, а качество дает майор Сенькевич. Так что не двое против одного, а один на один. Не бояться надо, думал Децкий, надо спешить.

Заскочив домой, Децкий позвонил в таксопарк. Главный инженер отсутствовал, но секретарша, услыхав "капитан Децкий", ответила, что ей дана бумага с тремя адресами для товарища капитана, продиктовала адреса и пояснила, что первые двое водителей сегодня работают в первую смену, а третий — в ночную.

До похорон оставалось четыре часа, и Децкий решил навестить свободного таксиста. Но как все прежние встречи с водителями, так и эта удачи не принесла. Таксист помнил пассажиров, вышедших в Игнатово, но ими оказались две семейные пары. Децкий уверился, что желаемого ответа не получит; две причины мешали его получить: вор мог нанять частника, вор мог рассчитаться двадцатьпяткой, и водителю крайне неловко обнажаться перед милицией такими грехами. Последняя мысль — о щедрой оплате — породила следующую, очень для Децкого болезненную. Он подумал, что вор, покинув квартиру в начале одиннадцатого, уже не располагал свободным временем и физически не успевал отвезти деньги и облигации к себе домой; они были при нем, он принес их на дачу, они лежали на дне его сумки. Вор, разумеется, похохатывал в душе, наблюдая, как он, Децкий, проходит возле этой сумки, случайно смотрит на нее, а ночью, готовя всем постели, лично переносит на веранду. Шнырять по сумкам, проверять их содержимое, конечно, никто не решился, и смысла в этом не было. Вор забавлялся, ничем и нисколько не рискуя.

Вором не мог быть брат, думал Децкий, и не был им Павел, потому что его убили. Оставались четверо: Петр Петрович, Олег Михайлович, Виктор Петрович и Данила Григорьевич. Все они утверждают, что ехали парами, и отсюда с железной обязательностью вытекает, думал Децкий, что какая-то из баб вынуждена врать и врет.

После отъезда Децкого следователи тоже поехали к развилке, и здесь лейтенант-"гаишник" объяснил, что в ночь катастрофы на пункте дежурил расчет, поскольку рано утром ожидалась колонна машин. Если бы на развилке имело место явное нарушение правил дорожного движения или возникло бы подозрение в опьянении какого-нибудь водителя, то он был бы немедленно остановлен. Так что остается предположить, что мимо пункта «Москвич» Пташука прошел четко или что он вообще до развилки не доезжал. И то и другое казалось Сенькевичу странным. Если Пташук проехал здесь в ясном сознании, то почему ослеп или заснул через тринадцать километров? Если же он развернулся до развилки, то зачем принесло его на это шоссе? Хотя его могла ослепить и встречная машина. И логики у пьяного нет: взошло на ум искать приключений — вот и вся цель. Напился дома, пользуясь отсутствием жены — слова Децкого это подтверждали, — выскочил, сел за руль, и понесло его по улицам и дорогам искать смерть. А она с такими ребятами встречается охотно. Ездил редко, опыт небольшой, верно, и нервишки слабые, водка расхрабрила — и поплатился. Может, все было и не совсем так, и причины куда-то поехать существовали, правда, бог знает какие причины, например, бутылку искать, но истины теперь не доискаться. Ну пусть бы в городе своротил столб, думал Сенькевич, зачем же за город помчал, в темноту ночного шоссе. Удивительно выглядели такие действия Пташука, но за пьяного водка решает. Скорее всего и товарищей удивило хмельное, бестолковое его метание на машине, раз Децкий приехал на место катастрофы.

Как бы там ни было, человек погиб, и в деле о хищении двенадцати тысяч по поддельному ордеру появилась нежелательная и неожиданная брешь. Сенькевич чуть ли не физически ощущал возникшее пустое пространство. Ничто не препятствовало предположению, что Пташук и был искомый похититель, а будь так, следствие, еще, по сути, не начавшись, стало перед неудачей.

Вернувшись в отдел, Сенькевич взял лист бумаги и начертил схемку — в центре ее, в квадратике, он написал «Децкий», а вокруг, в кружочках, пометил фамилии, названные Децким и вчера Вандой Децкой, и еще в трех кружочках проставил сокращения: «Сб», что означало — работники сберкассы, «Сос» — соседи и «Пр» — прочие. Кружочек с буквами «ПП» — Пташук Павел — он накрест перечеркнул.