История сестер Русиновских, сегодня полностью забытая, наполняла ужасом души наших далеких предков. Однако, было бы и странно, если бы она сохранилась живым преданием — почти пятьсот лет минуло с тех дней, как окончили свой век сестры. За это немалое время случилось на белом свете и, понятно, у нас в Белоруссии, множество трагических событий, некоторые из них были похожи на конец света. В кровавом их свете выблекли и исчезли из памяти давние местные драмы… Так что нам, может спросить читатель, до забытых теней трех женщин, если и о трагической старине и о великих личностях собственной истории наши знания чаще всего ограничены отрывочными сведениями, которые преподносит школьный учебник. Какая нам корысть знать про тех сестер?
Действительно, никакой пользы, совсем никакой, ничего выдающегося или хотя бы значительного в истории сестры Русиновские не сделали. Тем не менее, есть основа для искреннего любопытства — рождала наша земля известных просветительниц, воевниц, лекарек, были в каждом поколении и героини, и мученицы, и вдруг — фигура противоположной полярности разбойница, существо, можно сказать, с определенной инфернальной печатью на душе. Но общее полотно народной жизни создается не только святыми и героями, присутствует на нем всегда и черный цвет. Ну и еще одно замечание: горы архивов были уничтожены во время шведского, французского, германского нашествий, не счесть рукописей и книг, что бросили в костер, выжигая неприемлемые мысли, разномастные иноверцы и властители, а судебные записи о Русиновских уцелели. Бесспорно, нет в этой уцелелости тайного смысла, просто некоей кипе бумаг повезло, случай, не более того — куда чаще достойное сгорает, ничтожное избегает огня! И все же это — документальная весточка из небытия: было, жили сестры, широко ходила о них молва среди современных им людей. Да и многим позже вспоминали о них в зимние вечера, когда страшно завывал за стеной ледяной ветер. Так почему же нам, читатель, не взглянуть на этот выцветший документ, на седую запись с начала шестнадцатого столетия?
Об отце, пане Русиновском, засвидетельствовано немного, о матери вообще нет никаких сведений. Точно известно следующее: двор Русиновских стоял верст за двадцать от Ошмян, если ехать на Вильно, но не прямо при большаке, а в правый бок, в часе ходьбы по проселку. Старшую дочку Русиновских звали Марта: шестнадцати лет пошла она по отцовской воле за какого-то Матуша, соседа. Муж Марты слыл человеком добрым, насколько позволяло доброту канун шестнадцатого столетия, прославленный более чем добрыми событиями, взрывом преступности. Так густо наплодилось тогда грабителей, что ехать по гостинцу в сумерках осмеливался только тот, кому надоело жить на этом свете. Немало лихих голов проломил звездышем пан Матуш, а когда придорожный злодей попадался ему живьем, то не медля, без сомнений Матушева челядь привязывала грешника за ноги к двум пригнутым березам. Но жену Матуш никогда и пальцем не тронул, разве что при хорошей подписке. За четыре года Марта осчастливила мужа троицей сынов, располнела, взяла под бережливый надзор овины и коморы, и дворовые девки слаженно и красиво научились петь, сидя за пряжей, словно прибитые к лавкам гвоздями, долгие зимние вечера. Эти простые радости да праздничные выезды в костел полностью Марту удовлетворяли. О большем счастьи она не молилась.
В скором времени Русиновский присмотрел и для средней дочери Марыли пристойного человека. Жених, как положено, прислал сватов, потом приехал с родителями, знатно были отмечены сговор и заручины, уже мать начала перебирать в сундуке приданое, уже назначили день свадьбы и широко известили родню, друзей и приятелей дома, как накануне девичника Марыля исчезла. Впустую кричали ее в лесу, впустую искали на болоте — никакого следа. Самые мрачные мысли рвали родителям сердце: мать была на грани безумия, отец в одну неделю сседел. Наконец через месяц собрались в костел на поминание — и вот в это время пришло известие, которое ошеломило семью больше, чем таинственное исчезновение; дочь жива, здорова, сидит послушницей в виленском монастыре доминиканок. Собрав обоз, родители помчались в столицу, пробились в монастырь, отыскали Марылю, кричали на нее, отец и рукой приложился, потом, стоя перед дочерью на коленях, молили вернуться — бесполезно. Марыля отвечала, что выше ее сил терпеть мучительство семейной жизнью и что счастье она отыскала в посвящении своего сердца Иисусу Христу — единственному высокородному жениху на свете.
Вместе с отцом и матерью становилась на колени и младшая дочь Русиновских Ядвига, которая тоже умоляла сестру и целовала ей ноги, прося о жалости к матери. Однако Марыля смотрела на родителей и сестру с тем бессильным сочувствием, с каким глядят на слепых.
Убитые сумасбодством дочери, Русиновские вернулись на свой двор. О Марыле не говорили, словно вычеркнули ее из жизни, но на всех родительских беседах, снах, даже на взглядах на входную дверь лежала тень затаенной тоски. Следующим летом — а был это год 1497 — случился крупный наезд крымских татар, несколько их загонов двигались даже на Лиду. Всю шляхту призвали на коня. Пошла в поход и ошмянская хоругвь, в ее рядах был пан Русиновский. Под Дятловым татар задержали, но немалой ценой: в братскую могилу над Молчадью положили среди тысячи убитых и Русиновского. Приятели привели на двор его коня с притороченными к седлу мечом и доспехами. Скоро и Русиновская, не стерпев печали, отошла на тот свет к мужу.
