После первой смерти - [36]

  «Эй, подожди минутку», - подумала она. - «Что здесь происходит? Почему, когда такой всплеск надежды, я как в яму провалилась? Почему бы нет? Всё могло бы быть и хуже, и как только это начинаешь принимать, то можешь начать надеяться, искать возможности, и даже предаться легкомысленности потому что, черт возьми, тебе больше нечего терять, правильно? Правильно».

  Она закрыла глаза, ликуя во внезапном потоке мыслей: «Будем считать это благословением», - думала она. - «Теперь будет наша песня. Ключ. Миро – он, очевидно, их слабое звено. И даже маленький Раймонд – ясность его ума и интеллект». Она осознавала эти свои новые реалии и надежды. От этих свежих мыслей у неё аж спёрло дыхание: «Возможно, эта надежда – выход из безнадежности, и что природа противоположности несет в себе семена жизни. Любовь появляется из ненависти, добро из зла. Разве цветы не прорастают в грязи?»

  Дыхание к ней вернулось, и она почувствовала, как у неё задрожали губы. Христос, такое открытие. Теперь она не была уверена: молилась ли она, думала или ругалась про себя. Она ни разу не бывала у психолога с чувством отчаяния. Ей фактически не приходилось задумываться о том, что было за пределами написанного в учебниках, и осознание того, до чего её мысль дошла сама, настолько удивило её, что ввело в своего рода экстаз, которого она не знала прежде. Экстаз не эмоций, а сознания и интеллекта.

  Почувствовав облегчение, она осмотрела всех вокруг для того, чтобы с кем-нибудь разделить всё, до чего она дошла своим умом. Никого для этого, конечно же, не нашлось. Она наклонилась и поцеловала Раймонда в его пухлую щеку, но так, чтобы он не проснулся, если спал.

  И Миро вернулся.

  - Зачемвы всё это делаете? - спросила она, пытаясь удержать хоть какую-нибудь нотку резкости в голосе, так нуждающемся в дружелюбии и заинтересованности. Под словом «это» она подразумевала автобус, дети, налёт и весь этот кошмар.

  Миро знал, что она имела в виду:

 - То, что мы и должны делать, - ответил он на тщательном, выверенном английском, будто он шёл по натянутому речевому канату. - Это наша работа, наша обязанность.

  - Ты имеешь в виду, что ваша работа – это похищать детей, причинять людям вред, терроризировать их? - голос её не слушался, он крушился, как рассыпающееся на щепки трухлявое бревно.

  - Это – война, и всё это – её часть.

  - Что-то я не слышала ни о какой войне.

  Он выглядел таким юным и беззащитным, у него были такие невинные карие глаза и чувственный рот – такая противоположность тому, что в маске.

  После того, как из автобуса удалился Антибэ, у неё оставалось ощущение его взгляда. Кет прошла в заднюю часть салона и села на заднее сиденье, обдумывая свои дальнейшие действия. Ей надо было одержать верх над Миро, или, по крайней мере, попробовать с ним поговорить, чтобы немного сломать барьер, отгораживающий его от неё. Она видела, как он на неё смотрит. Это был взгляд, предполагающий превосходство – взгляд мужчины, и, более того, это был взгляд не на жертву, а на женщину – на молодую и привлекательную. Она осознавала всю правду и ужас ситуации: ей нужно было сделать так, чтобы ему было трудно её убить. И когда, вернувшись, он посмотрел на неё и проверил, в порядке ли дети, она заставила себя улыбнуться. Возможно, это было слабое подобие улыбки, но это был её трюк. Немного погодя он подошёл и сел рядом с ней на заднее сиденье. Он снял маску и положил её себе на колени.

  И теперь они говорили о какой-то войне, о том, чего она не ожидала, начиная эту беседу. «Но», - подумала она. - «По крайней мере, мы уже говорим, общаемся».

  - Война не прекращается ни на минуту, - продолжил Миро. Это была тема, которую он любил, которую они так много обсуждали в школе. - Наша обязанность – напомнить людям, что война не прекращается, что в неё вовлечен весь мир, и что никто от этой войны не свободен, пока не будет свободна наша родина, - ему хотелось, чтобы здесь присутствовал Арткин и слышал его, чтобы он видел, как хорошо он усвоил его уроки.

  - Где находится твоя родина? - спросила Кет.

  - Моя родина далеко отсюда, через океан.

  Кет обнаружила в его голосе тоску:

  - Как она называется?

  Миро колебался. Он так долго не упоминал имя его родины – так же, как и своё собственное имя, что ему стало интересно, как же это будет звучать на его родном языке. И также он колебался, потому что не знал, как много он может ей рассказать. Он хотел завоевать её доверие, но при этом не предать ни себя, ни других. Если он не произносил громко это слово даже при Арткине, как мог бы он это сделать при ней?

  - Ты не знаешь это место, - сказал Миро. - Но это – сказочный край.

  - Расскажи мне о нём, - сказала Кет.

  - Сам я никогда там не был. Я никогда не видел свою родину.

  - Ты никогда её не видел? - недоверчиво спросила Кет. - Как же ты можешь знать о том, как красива твоя родина, когда ты находишься здесь?

  - Я слышал это от стариков, живущих с нами в лагерях, и они рассказывали нам, насколько она красива. Они рассказывали, что если снять ботинки, то можно почувствовать богатство земли кожей своих ног. Там растут плодородные апельсиновые деревья, и летают голуби и жаворонки, и это – бальзам для глаза и духа, - он теперь повторял слова старика, и его голос лился, словно музыка. - Речная вода там нежна, а солнце шлёт земле благословение и на восходе одевает её в золото. Там небо синее, как вымытый дождём изумруд.