После первой смерти - [8]
За несколько лет я ни разу не пропустил ни одной серии «Беглеца». Летом я смотрел повторы. Но, несмотря на это, я не научился бегать от правосудия. Теперь я убедился, что то, что я неделями напропалую следил, как Дэвид Джанссен[4] бегает от правосудия, в практическом смысле ничего мне не дало. Он всегда попадал в интересные места и занимался интересными вещами. Он находил работу, интересную работу, и скрывал свою подлинную личность с ловкостью Кларка Кента[5]. А еще он точно знал, кому из людей можно доверять. Но прежде всего он, казалось, руководствовался неким планом. Он никогда не сидел сложа руки и не задавался вопросом, что делать, или куда идти, и не лучше ли взять и утопиться. Если дело принимало уж совсем дурной оборот, он мог снова начать охоту за одноруким. А меж тем ему всегда было куда пойти и чем заняться. Перед ним были открыты новые дороги.
Мне катастрофически не везло в роли беглеца. Я прошел от центра к Четырнадцатой улице, а затем на запад к Юнион-сквер. Взял в закусочной «Автомат» жареные бобы, мясо, яичницу, выпил несколько чашек кофе. На подземке добрался до Таймс-сквер и вышел из метро с семьюдесятью пятью центами в кармане. Купив билет за пятьдесят пять центов, я зашел в кинотеатр на Сорок второй. Моему вниманию предлагались два вестерна, с Оди Мерфи и Рэндольфом Скоттом[6]. Десять центов я потратил на шоколадный батончик. Я сидел на балконе, курил сигареты и смотрел кино. У меня осталось десять центов, которые я решил приберечь для покупки второго батончика — как только снова проголодаюсь. Беглец я был никудышный, но на это мне было в общем наплевать.
Оди Мерфи с Рэндольфом Скоттом вели силы добра к неизбежной победе над силами зла, а я сгорбившись сидел в кресле и следил за действием на экране. Кино восстанавливало мои душевные силы, как турецкая баня освежает тело. Меня отпустило. Перестала трещать голова, отступили страх и боль. Кино действовало как анестезия.
Время шло незаметно. Если бежать из Нью-Йорка, то именно сейчас. Через считанные часы полиция примется разыскивать меня, и тогда автовокзалы, аэропорты и железная дорога сразу станут для меня опасны. Чековую книжку все же стоило взять, ведь авиакомпании принимают чеки. Прежде мне это в голову не пришло. Но теперь это уже не важно. Я смотрю кино и буду дальше смотреть кино; пока я здесь, ничего плохого со мной не случится. Страусиная политика.
Когда я вошел в кинотеатр, треть фильма с Оди Мерфи уже прошла. Я досмотрел его до конца, потом посмотрел картину с Рэндольфом Скоттом, а после нее — какую-то рекламу, мультфильм и двухминутный ролик, посвященный тем товарам, которые можно было купить в киоске в главном фойе. Потом я посмотрел фильм с Оди Мерфи до того места, на котором вошел, и, поскольку податься мне было некуда, остался и еще раз досмотрел картину до конца.
Вспоминай, сказал внутренний голос.
Нет. Нет, лучше не надо.
Вспоминай, что произошло ночью.
Нет. У меня был провал в памяти. Со мной такое случается.
Подними занавес. По частям восстанови целое...
Зачем?
Тот, кто не хочет учиться на прошлых ошибках, обречен их повторить.
Но все уже повторилось. Зачем снова вспоминать? Смотри, вот Оди Мерфи, сейчас он врежет продажному шерифу, смотри, сейчас...
Вспоминай.
Я сдался, откинулся назад, закрыл глаза, забыл про кино и начал вспоминать.
Этот день, говоря попросту, ничем не отличался от всякого другого. По эту сторону решетки, как и по ту, я научился ценить безопасность и надежность раз навсегда установленного распорядка, привычки. Я научился не торопить события, а давать всему идти, как оно идет, проживая свою жизнь аккуратно и упорядоченно, что вполне могло заменить цель, раз уж никакой настоящей цели в ней не было. Я жил скромно, в двух плохо обставленных комнатах на Восточной Девятой улице. Я разогревал себе готовую еду или шел в кафе за углом. Каждый день я брился, каждый день надевал чистую одежду и каждый день был чем-то занят, хотя, казалось, особенно заниматься мне было нечем. Я гулял в парке на Томпкинс-сквер, играл в шахматы с пенсионерами, которые приходили туда греться на солнышке. Я ходил в публичную библиотеку и читал там разнообразные книги и журналы. Я частенько покупал «Таймс» и читал раздел объявлений, делая аккуратные пометки карандашом напротив тех из них, где предлагалась работа, для которой, по моему мнению, я был достаточно подготовлен.
Поначалу я действительно звонил по некоторым объявлениям, но скоро понял, что это напрасная трата времени. У меня еще оставалось несколько тысяч долларов, а мой образ жизни позволял думать, что этого хватит надолго. Когда деньги подойдут к концу, я найду способ не умереть с голоду. Какая-нибудь временная работа, что-нибудь, где не нужно будет указывать имя.
