После перелома - [61]

— В таком случае я сразу переезжаю на новый КП и по-настоящему разверну наступление армии, — заверил меня повеселевший генерал Захватаев.

С КП 1-й ударной я и А. П. Пигурнов поехали по улицам западной части Риги.

Перед глазами предстало тяжкое зрелище. Разрушенные здания, стертые с лица земли дома, взорванные мосты... С невыразимым чувством горечи смотрели мы на уничтоженные заводы и сгоревшие здания, с волнением слушали рассказы местных жителей о зверствах немецких оккупантов... Потом пробрались пешком к взорванным мостам. На рухнувшие от взрыва мосты — оправа железнодорожный и слева Понтонный — с болью смотрели местные жители, отрезанные рекой от другой части города. Они тихо, как возле покойника, разговаривали о злодеяниях фашистов.

Ниже мостов я встретил командира 88-го понтонного батальона майора К. А. Дорошенко, развернувшего работы по постройке наплавного понтонного моста. На пароме он перевез нас и наши машины на другой берег. Генерал Пигурнов поехал к Яну Калнберзину. Нам было известно, что Центральный Комитет партии и правительство Латвии уже двое суток находятся в Риге и отсюда руководят восстановлением Советской власти в освобожденных районах, налаживают в республике нормальную жизнь и возглавляют работы по восстановлению столицы.

А я посмотрел, как подразделения Дорошенко перевозят на паромах в Задвинье артиллерию дивизий 1-й ударной армии, переправившихся через Даугаву и выдвигавшихся к реке Лиелупе, потом пробрался к взорванному железнодорожному мосту.

— Основательно работали, гады, — сказал встретивший меня там командир 17-й железнодорожной бригады, восстанавливавшей мост, Ф. И. Москвитис. — Взрывчатки не жалели.

Да, действительно, двухпутный, длиной 758 метров мост был уничтожен. Все его одиннадцать пролетов были обрушены, большинство устоев и опор подорваны.

— Когда собираетесь пустить по мосту первый поезд? — спросил я Москвитиса.

— Закончить работы первой очереди и открыть движение по новому мосту планируем через 35 суток, — ответил он.

От моста я поехал по улицам восточной части Риги. Сопровождать меня, показывать кровоточащие раны города вызвался старый рижанин, рабочий электростанции. Набережная и улицы города были захламлены битым кирпичом, кусками камней, разного рода изуродованным, обгоревшим металлом. Машина медленно двигалась по улицам. Иногда приходилось останавливаться и пробираться пешком. Вся набережная была в воронках от взрыва фугасов. Мой сопровождающий с горечью и негодованием показывал мне:

— Вот уничтоженная пристань и сожженные пакгаузы. Вот взорванная электростанция, вернее, ее остатки. Здесь когда-то я работал... Теперь по вечерам зажигаем пока коптилки. Это разбитая водонапорная установка. Водопроводную сеть фашисты также во многих местах подорвали. Воду берем из реки, так как колодцев мало. Вот развалины старого города. А на месте этих обгорелых корпусов был завод «Проводник». Это тоже разрушенный завод. И это...

Потом мы проезжали мимо разграбленного банка, разрушенных универмага и почтамта, взорванного вокзала и трамвайного депо, где валялись опрокинутые обгоревшие остовы вагонов...

Затем машина остановилась у невысокого, мрачноватого вида здания с выбитыми окнами.

— О, этот дом в Риге знает каждый. Здесь было гестапо, — сказал рабочий. — Немало хороших людей исчезло за этими стенами... Вы, может быть, слышали о такой улице — Ремерской? Так вот на ней всего два дома. Это самая короткая улица в городе. Раньше там был земельный отдел. Немцы устроили в домах тюрьму. Каждый день ровно в пять вечера на Ремерскую подъезжала «душегубка». Это знает вся Рига.

На одной из улиц собралась огромная толпа народа, большей частью женщины с исхудавшими лицами, с запавшими глазами. Они переговаривались между собой и, поднимаясь на цыпочки, смотрели вдоль улицы.

— Это они ждут прихода в город гвардейской латышской дивизии, — пояснил мне мой новый знакомый. — Она как раз должна сейчас переправиться через Даугаву. В двенадцать часов будет торжественная встреча жителей города с воинами-гвардейцами.

В полдень я возвратился на фронтовой КП. Генерал С. И. Тетешкин доложил:

— Еременко в 3-й ударной. Наступление там, так же как и в 42-й, развивается медленно. Продвинулись всего на 2–3 километра, да и то на отдельных небольших участках. Впрочем, две правофланговые армии 1-го Прибалтийского, наступающие во взаимодействии с нашими войсками, прошли вперед примерно столько же. А вот правофланговая 1-я ударная движется к реке Лиелупе успешно...

Позже на командный пункт приехал А. И. Еременко. К этому времени мы получили директиву Ставки от 16 октября. В ней конкретизировалось то, что нам уже изложили Л. А. Говоров и А. И. Антонов. Перед войсками 2-го. и 1-го Прибалтийских фронтов ставилась задача уничтожить прижатую в Курляндии к морю группировку противника. Директива объявляла о расформировании 3-го Прибалтийского фронта и о том, что координировать действия 1-го, 2-го Прибалтийских и 3-го Белорусского фронтов будет Маршал Советского Союза А. М. Василевский.

Поздно вечером генерал А. И. Еременко в присутствии Ботаткина и меня принял приехавшего из Риги полковника М. С. Маслова. Он доложил нам, что, по донесениям разведывательных групп, переброшенных на Курляндский полуостров, рубеж, который стремятся прорвать наши войска, занимается крупными, основными силами противника.