После меня - [109]

– Тем не менее отправиться в такое долгое путешествие – это был с вашей стороны смелый поступок, – говорю я.

Она отхлебывает из своей чашки кофе.

– Это легко – быть смелой, если в противном случае тебя ждет смерть.

– А вам разрешат остаться здесь навсегда после того, как срок вашего разрешения истечет?

– Не знаю. Они будут принимать решение, когда мне исполнится семнадцать с половиной лет.

– Но вы не можете туда вернуться!

– Я это знаю. Но мне придется подождать и посмотреть, что они мне скажут.

Она допивает свой кофе. Мне вспоминается публикация Сейди, в которой она пишет, что Фарах поначалу ничего не сообщала полиции, потому что боялась. Теперь я понимаю – по крайней мере, в какой-то степени, – что это такое – бояться.

– Я надеюсь, они позволят тебе остаться.

– Спасибо, – говорит она. – Я тоже на это надеюсь.

Она подходит к раковине, чтобы вымыть свою чашку.

– Не надо, – говорю я, забирая у нее чашку. – Пожалуйста, дайте ее помою я. Это одно из тех немногих дел, которые я все еще могу делать сама.

– Спасибо, – говорит она, поворачиваясь, чтобы уйти, но потом снова поворачивается ко мне: – Детская комната для вашего ребенка – она такая красивая! Этому маленькому мальчику очень повезет.

Я улыбаюсь ей, зная при этом, что очень скоро она узнает о нашей семье всю правду.

Ли не очень-то рад этим курсам. Точнее говоря, совсем не рад. Я все еще хорошо помню, какую он состроил мину на прошлой неделе, когда взялся за подгузник, вымазанный в смеси дрожжевой пасты и арахисового масла. Меня, откровенно говоря, даже удивило, что он не встал и не вышел вон. Играть в мамочек и папочек – развлечение явно не для него. Я до сих пор удивляюсь тому, что он вообще согласился ходить на эти курсы. Я не знаю, что ему сказала Анджела и как она его убедила, но я абсолютно уверена, что он уже жалеет, что согласился.

Мы припарковываемся возле колледжа, в котором проходят занятия. Ли, выйдя из машины, хлопает дверцей и подходят к моей дверце. Рядом с нами останавливается еще один автомобиль. Когда Ли открывает мою дверцу, я вижу, как из того автомобиля появляется мужчина. Я узнаю его: он тоже ходит на эти курсы, – но я не могу вспомнить, как его зовут.

– Думаю, им следовало бы выделить пару специальных парковочных мест для беременных женщин, – шутит мужчина. – Странно, что у супермаркетов нет парковочных мест под названием «Мама и ее живот».

Ли ему улыбается, но, я думаю, только потому, что считает для себя необходимым быть вежливым. Вряд ли эти заявления кажутся ему смешными. Он помогает мне выйти из машины и затем захлопывает дверцу. Женщина из соседнего автомобиля, выкарабкиваясь из него, тихонько ворчит.

– Привет, Джесс, – говорит она. – Все труднее и труднее, правда?

– Да, – отвечаю я. – Все труднее и труднее.

Я не могу вспомнить ее имя. Кажется, ее зовут Рейчел. Или Шарлотта. По-моему, каждую вторую из женщин, посещающих эти курсы, зовут либо Рейчел, либо Шарлотта. Они, конечно же, все старше меня, причем большинство из них – лет на десять. И у всех у них, похоже, есть – в отличие от меня – какая-то своя карьера.

– Интересно, чем они займут нас сегодня вечером, – говорит женщина, когда мы идем все четверо к входу.

Ее спутник открывает и держит для нас дверь, и я, проходя мимо него, говорю ему «Спасибо!».

Как только мы оказываемся внутри, Ли берет меня за руку. Это как бы противоположность той ситуации, когда ты ребенок и когда ты быстренько высвобождаешь свою руку из руки мамы, завидев знакомых людей. Я не знаю, какое чувство мне при этом испытывать – радость или грусть.

– Должен признать, что вы намного лучше справились с подгузниками, чем я, – говорит спутник этой женщины Ли.

– Да, но когда нам придется иметь дело с настоящими подгузниками, они будут вымазаны не в дрожжевой пасте, правда? – говорит в ответ Ли.

Они оба смеются. Ли, похоже, нравится этим двоим. Они, наверное, вспомнят об этом эпизоде, когда услышат, что его обвинили в том, что он меня убил (пусть даже и неумышленно). Скажут что-то вроде: «У него ведь, по-моему, было очень хорошее чувство юмора» и «Он всегда помогал ей выходить из машины и держал ее за руку».

Мы заходим в комнату. Стулья в ней расставлены полукругом. Все рассаживаются так, чтобы беременные женщины и будущие папы были вперемешку. Мы садимся в самом конце. К нам подходит преподавательница, которую зовут Кэт.

– Здравствуйте, Джесс. Как ваша изжога?

– Все так же жутко.

– А вы пытались есть понемножку, но часто?

– Да, но толку от этого пока нет.

– Ну, страдать вам, по крайней мере, осталось уже недолго. Три недели, да?

– Да, примерно три недели.

Я не говорю ей, что роды у меня будут на шесть дней позже предполагаемого срока. Такого ведь заранее никто знать не может.

Кэт становится лицом ко всем собравшимся, когда все уже на месте.

– Я надеюсь, что все себя чувствуют хорошо и комфортно – настолько комфортно, насколько можно чувствовать себя при подобных обстоятельствах.

Я смотрю по сторонам. Ли – единственный, кто не улыбается. Его челюсти плотно сжаты. Он ненавидит эти курсы – я это знаю.

– Так вот, рассмотрев на прошлой неделе некоторые практические вопросы обращения с новорожденным младенцем, мы сегодня вечером уделим больше внимания эмоциональной стороне – как для вас, так и для вашего мужчины.