После матча - [16]

Журналист не в силах не сделаться хранителем интересов футбола. И чувствовать: «Кто, как не я!» Тогда он нужен делу. Тогда он близок читателям, людям совестливым, правдолюбцам. Тогда он ведет поиск и совершает открытия. Позиция определена, он испытывает ко многому обязывающее ощущение непрерывности, связности своего труда, ибо бьет в одну точку, а не пописывает о том и сем.

Есть, правда, опасность впасть в менторский тон, переродиться в маленького диктатора от пишущей машинки. Я наблюдал, как один серьезный журналист, безошибочный в моральных, эстетических и организационных разделах, самоуверенно и нетерпеливо взялся за наставления, как полагается строить игру, один образец провозгласил прогрессивным, все остальные – вредными.

Очень давно, когда я был начинающим, зеленым болельщиком, меня огорчило чуть не до слез, что Андрей Старостин, центрхав по терминологии тех лет, импозантно и властно руководивший наступлением «Спартака» в середине поля, неведомо почему отступил к своим воротам, сделавшись почти неразличимым на поле центром защиты. Потом я узнал, что произошла перестройка на систему «дубль ве» и «Спартаку» она пошла на пользу: он два года подряд становился чемпионом. Это переживание запомнилось и стало для меня предостережением от поспешного суда. С тех пор как болельщик, а позже журналист, в рассуждениях о превращениях футбольной игры я стал больше доверять знаку вопросительному, чем восклицательному.

А журналист, о котором я рассказал, хотя и старался изо всех сил печатным словом насаждать свои лозунговые убеждения, ничего, естественно, не добился. Пока он настаивал на всеобщей обязательности одной тактической расстановки, игра, как и следовало ожидать, шагнула дальше.

О футболе вряд ли возможно писать от случая к случаю, вперемешку с иными темами. Молодые журналисты, быстро приобретающие признание в своей редакции, нередко проходят искус многотемья. «Да он о чем угодно напишет, перышко золотое!» Прошел и я этот искус в «Советском спорте». Мне давали писать о футболе, однако считали, что этого мало. И чего только не поручали! Я ездил на автомобильные гонки на пустынный такыр возле Небит-Дага, на чемпионат фигуристов в Свердловск, проходивший, странно представить, под открытым небом, в лютый мороз, на Спартакиаду школьников в Тбилиси, на соревнования конькобежцев в Калинин и Киров, освещал турниры баскетболистов и хоккеистов, писал публицистические статьи в первомайские номера и ко Дню физкультурника.

До поры до времени репутация мастера на все руки меня тешила. А потом стала угнетать. «Кто я, собственно, такой?» – вопрос этот, обращенный к разуму и совести, вырос передо мной как угроза, как разоблачение, я размышлял над ним, когда не спалось. В 1958 году, будучи редактором отдела учащейся молодежи, я. неожиданно был послан специальным корреспондентом на чемпионат мира по футболу в Швецию. На этом настоял мой старший товарищ Мартын Иванович Мержанов. Он тогда работал в «Огоньке», благосклонно следил за моими футбольными опусами и, человек напористый, повлиял на редактора «Советского спорта», заявив, что нечего держать на побегушках, в черном теле журналиста, который намерен писать не о чем-либо, а о футболе. Мержанов, в скором времени после этого назначенный редактором открывшегося еженедельника «Футбол», был преисполнен чрезвычайного уважения к футбольной теме и от всех требовал такого же к ней уважения.

Тогда-то все и решилось. Взглянув вблизи на все лучшее, отборное, чем располагал мировой футбол, увидев неповторимую, незабываемую сборную Бразилии во главе с Диди, Пеле и Гарринчей, я понял, что время решения пришло и нечего ломать голову. Была тут и еще одна, личная, причина. Я убедился, что на чемпионат мира прикатил с позорно легким багажом, ничего фактически не зная, и корреспонденции мои из Швеции оказались поверхностными, пустоватыми, несмотря на то что дома успел нажить кое-какую славу футбольного обозревателя. Это меня заело. Я понял, что передо мной море, а я стою в воде по щиколотку.

Какое-то время я еще совмещал футбольные занятия с хоккейными, передавал репортажи с чемпионатов мира из Швейцарии, Швеции, Австрии. Пришел день, редакция журнала, кажется, «Огонька», попросила меня написать «нечто хоккейное», и я обещал подумать. Думал неделю, ничего в голову не пришло, и отказался.

Мне представилось тогда, что обо всем достойном внимания в жизни хоккея, игры маленькой по своей географии, по повторяемости рисунка, по прямо-таки школьной логике – кто сильнее, тот и выигрывает, по раз и навсегда сложившейся расстановке сил в турнирах внутренних и международных, я уже написал, а повторяться означало лишить себя главного удовольствия, которым способна одарить журналистская работа, удовольствия открытия. Скорее всего, я не умел разглядеть что-то в хоккее, но если и так, это произошло из-за невольного сопоставления с футбольной безбрежностью.

Нисколько не жалею, что писал в свое время о разном. Мне и сегодня приятно вспомнить хоккейные чемпионаты, автогонки в жаркой пустыне с миражами, алмазный свердловский лед. И все же считаю удачей, что моя журналистская всеядность вовремя оборвалась, не затянулась.