После конца - [18]

– Валентин, еще одно путешествие со мной. Ничего страшного, вы всегда в безопасности.

Опять улыбнулась. Валентин, который этой ночью переживал все изгибы той странной беседы с Тувием, спросил ее:

– Мы едем к нему, к Тувию?

– Нет. Тувий умер.

– Умер? – спросил Валентин.

– Да, умер, мы, как и вы, умираем, – опять улыбнулась Танира. – Мы едем к еще более важному человеку. Просто для разговора. Он хочет побеседовать с тобой. Я буду переводчицей. Я буду рядом с тобой.

И она сделала какое-то невольное движение в его сторону. Валентин заметил это. Ему стало легче и страшнее. Они вышли, простились с Сергеем и Потаповыми и вскоре опять покатили по пустынной дороге в столицу. По пути Танира призналась Валентину:

– Ты знаешь, я сегодня убила человека.

Валентин похолодел:

– Как убила? За что? Почему?

Танира удивилась:

– Ты еще ребенок. Все было по закону. Ничего против закона я не совершила. Я утром рано шла по дороге на окраине города, вдали лес начинался, и встретила человека. Я всегда вооружена, увидела и убила его.

Валентин не знал, что сказать:

– Увидела и убила? Достаточно увидеть, чтобы убить?

– Именно. У нас есть такой закон. Если ты встречаешь где-то в одиноком месте, на дороге, на окраине человека, одного человека или даже группу людей, и ты видишь и чувствуешь, что этот один может тебя убить, или изнасиловать, или совершить что-то еще, а это часто бывает у нас, то ты имеешь право, даже не будучи полностью уверенным в том, каковы будут его действия, убить его. Убить, чтобы спасти себя.

Валентин ничего не ответил.

– Ты молчишь? Но я поступила нормально, так поступают все. Я почувствовала, что этот человек может представлять опасность для меня. Так часто бывает на наших дорогах. Идешь – и встретишь свою смерть, и поэтому закон разрешает предотвратить собственную смерть другой смертью. Иногда выхода нет, у нас часть убивают на дорогах, я защищала себя и больше ничего.

– Но ведь он… но ведь он не проявлял… – запнулся Валентин, – но ведь он ничего еще не сделал…

– Если бы он что-то сделал, он сделал бы это молниеносно. Я была бы убита. Нет, я хочу жить. И я убила его. Это нормально, все по закону.

Валентин вздохнул:

– Однако же и законы у вас…

Танира засмеялась:

– Каков мир, таков и законы. Ничего нельзя сделать, мы живем в таком мире. Я хочу жить, и знаешь для чего?..

Дальше они ехали молча.

Валентин чувствовал какое-то дикое отчуждение от Таниры. Она убийца, и в то же время в душе и даже в телесной оболочке рождалось какое-то потаенное стремление к ней, какой-то потаенный сдвиг, как будто она сама была тайной.

Танира смотрела на него добродушно и со снисхождением. Скоро подъехали к огромному зданию.

– По-нашему это дворец, – сказала Танира.

– Довольно мрачно для дворца, – проговорил Валентин.

Но они прошли через охрану, через другую охрану, через коридоры, пока не попали в роскошную не то спальню, не то кабинет. В этой комнате было три дивана, большие кресла, круглые столики, совсем как до конца мира. В кресле уютно и мрачно сидел Фурзд. Перед ним был не круглый стол, а длинный прямоугольный столик и рядом диван. Жестом он пригласил сесть Таниру и Валентина. Никаких угощений, никаких проявлений симпатии, все сухо и как-то мрачновато, гостеприимство в чем-то выражалось, в чем-то, но мрачновато.

Танира на своем языке представила Валентина.

– Да, я именно с ним хотела поговорить. Ты переводи быстрей и точней, – сказал он Танире.

– Дочь Вагилида знает свое дело.

Фурзд взглянул на нее:

– Да, дочь Вагилида, – он качнул головой: – Мой первый вопрос. Что самое страшное пережил в жизни этот человек, пришедший к нам, как ты говоришь, и Вагилид говорит то же самое? Это человек, пришедший из доисторического человечества до конца мира. Так ведь? Он пришел оттуда, где еще было много времени до конца мира, так ведь? Но что же он пережил самое страшное?

Танира перевела, но Валентин немного растерялся. Его время, конец XX – начало XXI века, было относительно спокойным. Конечно, случались всякие перестройки, в том числе криминальные, но это теперь показалось Валентину такой мелочью по сравнению с тем, что он пережил здесь.

Он вздохнул и ответил:

– Самое страшное я пережил в раннем детстве, когда познал, что существует боль и обман. Я узнал это сразу. – Валентин немного запутался. – Я имею в виду, в первый раз, когда мне причинили боль и меня обманули. Мне было три года.

Танира вздохнула:

– Это трудно перевести, Валентин, но я постараюсь. Три года – это не тот срок для наших людей, им будет непонятно. Ладно, переведу.

Она перевела. Фурзд захохотал:

– Только и всего? И это было самое страшное? Мой первый вопрос: какие мировые события этот пришелец из доисторического периода пережил, что ударило его в голову, перевернуло?

Валентин пролепетал что-то, и Танира перевела это невнятное по-своему.

Фурзд поморщился.

– Непонятно. Более ясно спрошу: как он перенес вторжение демонов на землю?

Танира вздрогнула и сама ответила:

– Он жил немного раньше. Он ничего не знает об этом.

– Хорошо. Но как он вообще расценивает воздействие бесов на жизнь людей?

Валентин запнулся и пробормотал, что не знает.