После добродетели: Исследования теории морали - [50]

Первая состоит в том, что для всякого, кто знаком с концепцией птицы, или даже птеродактиля, и машины, концепция летающей машины не включает радикальной инновации; это просто составная конструкция из существующего набора концепций — новая, если хотите, но не «радикально новая». Говоря так, я надеюсь, что я сделал понятия «радикально нового» или «радикально инновационного» ясными, и, кроме того, я сделал ясным, что предполагаемый контрпример не является таковым. Вторая заключается в том, что хотя, как говорят, Жюль Берн предсказал изобретение аэропланов или подводных лодок, он сделал это в том смысле слова, в котором предсказывались аэропланы в начале XVI века. Но мой настоящий тезис касается не просто предсказания, но рационально обоснованного предсказания. И я имею дело с систематическими ограничениями на такие предсказания.

Важность такой систематической непредсказуемости радикальной концептуальной инновации, конечно, состоит в том, что из нее следует непредсказуемость будущего науки. Физики могут сказать нам много чего относительно будущего природы в таких областях, как термодинамика; но они не могут ничего сказать нам о будущем физики в той мере, в какой это касается радикальной концептуальной инновации. И все же нам требуется знать именно будущее физики, если мы хотим знать будущее нашего основанного на физике общества.

Заключение о том, что мы не можем предсказать будущее физики, также поддерживается и другим аргументом, не зависящим от аргумента Поппера. Предположим, что надо улучшить аппаратные средства и программное обеспечение, чтобы стало возможным делать на основании информации о нынешнем состоянии математики, прошлой истории математики, талантов и энергии нынешних математиков предсказание того, какая из теорем данного раздела математики — скажем, алгебраической топологии или теории чисел, — относительно которой мы в настоящее время не обладаем ни доказательством ее самой, ни доказательством ее отрицания, будет доказана в ближайшие десять лет (мы не требуем, чтобы компьютер идентифицировал все такие вполне определенные формулы, это требуется лишь для некоторых из них). Такая программа должна была бы включать разрешающую процедуру, посредством которой подмножество вполне-определенных формул, доказуемых, но еще не доказанных, было бы отделено от множества вполне определенных формул. Но Черч дал нам наисильнейшие резоны в пользу мнения, что для любого достаточно богатого исчисления, способного содержать арифметику, уже не говоря о топологии или теории чисел, не может быть такой разрешающей процедуры. Поэтому невозможность написания такой программы представляет собой логическую истину; более обще, логической истиной является то, что будущее математики непредсказуемо. Но, если непредсказуемо будущее математики, что сказать об остальном?

Рассмотрим просто один пример. Из предшествующего аргумента следует, что до того, как Тьюринг доказал теорему, которая легла в основу современной науки о компьютерах, это доказательство не могло бы быть рационально предсказано (если не принимать во внимание предтечу Тьюринга — Бэббиджа, но это обстоятельство не задевает суть истории). Из этого следует, что последующая научная и технологическая работа над вычислительными машинами, которая зависит от наличия доказательства, не могла бы быть предсказана; но именно такая работа в значительной степени сформировала нашу нынешнюю жизнь.

Следует, конечно, заметить, что попперовские аргументы справедливы для любой области, в которой имеют место инновационные процессы, а не только для естественных наук. Точно то же, что делает непредсказуемым открытия квантовой механики и релятивистской теории до того, как они были созданы, делает непредсказуемым по тем же самым причинам изобретение жанра трагедии в Афинах в конце 6 века до н.э., или же создание первой отчетливой доктрины fide sola[8] в первых проповедях Лютера, или же разработка Кантом теории познания. Поразительные следствия этого для социальной жизни очевидны.

Ясно также, что из этих аргументов вовсе не следует, что открытие или радикальная инновация являются неэксплицируемыми. Конкретные открытия или инновации могут быть всегда объяснены после открытия — хотя при этом не совсем ясно, чем должны бы быть такие объяснения и есть ли они вообще. Объяснение сферы действия открытия или инновации в конкретное время является не только возможным; для некоторых типов открытия оно вполне установлено на основании работы, восходящей к Фрэнсису Гальтону (см. de Solla Price 1963). И это сосуществование непредсказуемости и эксплицируемости справедливо не только для первого типа систематической непредсказуемости, но и для остальных трех.

Второй тип систематической непредсказуемости, к которому я сейчас обращаюсь, происходит от того, что непредсказуемость субъектом своих собственных будущих действий порождает другой элемент непредсказуемости, свойственный социальному миру. На первый взгляд весьма тривиально выглядит утверждение, что, пока я не выбрал одну из нескольких альтернатив, я не могу предсказать, что я сделаю. Обдумываемые решения, еще не совершенные мною, влекут непредсказуемость моих поступков в соответствующих областях. Мое собственное будущее с моей точки зрения может быть представлено только как множество ветвящихся альтернатив, и каждый узел в этой системе представляет еще не принятое решение. Но с точки зрения адекватно информированного наблюдателя, снабженного соответствующими данными обо мне и соответствующим набором обобщений относительно людей моего типа, мое будущее, судя по всему, может быть представлено в виде полностью детерминированного множества временных стадий. И все же тут немедленно возникает трудность. Потому что этот наблюдатель, который способен предсказать то, чего не могу предсказать я, конечно, неспособен предсказать свое собственное будущее точно так же, как я не могу предсказать мое; и одна из особенностей, которую он не сможет предсказать, поскольку это существенно зависит от еще не совершенных им решений, заключается в том, насколько его действия повлияют на решения других или изменят их — какие альтернативы они выберут и какие альтернативы им будут предложены для выбора. Ну а среди этих других нахожусь я. И в той степени, в какой наблюдатель не может предсказать влияние его будущих действий на мои будущие решения, он может предсказать мои будущие действия не в большей степени, чем свои собственные. И это явно справедливо для всех субъектов и для всех наблюдателей. Непредсказуемость для меня моего собственного будущего в самом деле порождает сильнейшую степень непредсказуемости как таковой.