После добродетели: Исследования теории морали - [51]

Шрифт
Интервал

Против одной посылки моего аргумента можно возразить, а именно против того, что я назвал тривиальной истиной — что там, где мои будущие функции зависят от результата еще не совершенных мною решений, я не могу предсказать своих действий. Рассмотрим возможный контрпример. Я шахматист, и мой близнец тоже. Я из опыта знаю, что в эндшпиле, если на доске одна и та же позиция, мы всегда делаем одинаковые ходы. Я обдумываю, двинуть ли мне в эндшпиле коня или слона, когда мне говорят: «Вчера ваш брат был в точно такой же ситуации». Я могу сейчас предсказать, что сделаю тот же самый ход, что сделал мой брат. Поэтому это тот случай, в котором я способен предсказать будущие мои действия, которые зависят от еще не совершенных решений. Но решающим является то, что я могу предсказать мои действия только при такой квалификации действий, как «тот же самый ход, который был сделан моим братом вчера», а не «ход конем» или «ход слоном». Этот контрпример, следовательно, ведет к переформулировке посылки: я не могу предсказать свои собственные будущие действия в той степени, в какой они зависят от решений, еще не совершенных мною — при квалификациях, характеризующих альтернативы, которые определяют решения. И посылка, переформулированная таким образом, дает соответствующее заключение о непредсказуемости как таковой.

Другой способ изложения той же точки зрения заключается в том, что всеведение исключает принятие решений. Если Бог знает все, что случится, он не сталкивается с еще не принятым решением. Он имеет единую волю (Summa Contra gentiles, cap. LXXIX, Quod Deus Vult Etiam Ea Quae Nondum Sunt). Именно непредсказуемость, которая вторгается в нашу жизнь, отличает нас от Бога. Это способ изложения проблемы имеет одно важное преимущество: он ясно показывает, в какого рода проект могут быть вовлечены те, кто ищет устранения непредсказуемости в социальном мире или ее отрицания.

Третий источник систематической непредсказуемости возникает из теоретико-игрового характера социальной жизни. Некоторым теоретикам политической науки формальные структуры теории игр служат для обеспечения возможного базиса объяснительной и предсказательной теории, в которую входят законоподобные обобщения. Рассмотрим формальную структуру игры с n игроками, идентифицируем соответствующие интересы игроков в некоторой эмпирической ситуации, и тогда мы сможем по меньшей мере предсказать, в какие альянсы и коалиции будет входить рациональный игрок, и, что выглядит наиболее утопично, предсказать вынужденное поведение не полностью рациональных игроков. Этот рецепт и его критика инспирировали значительные работы (особо следует упомянуть работы Уильяма Рикера). Но большие надежды, которые сформулированы в исходной оптимистической форме, кажутся иллюзорными. Рассмотрим три типа препятствий переносу формальных структур теории игр на интерпретацию действительных социальных и политических ситуаций.

Первое связано с бесконечной рефлективностью теоретико-игровых ситуаций. Я стараюсь предсказать, какой ход сделаете вы; для того чтобы сделать это, я должен предсказать, что вы предскажете относительно того, какой ход сделаю я; и для того чтобы предсказать это, я должен предсказать, что вы предскажете относительно того, что я предскажу относительно того, что вы предскажете, и т.д. На каждой стадии каждый из нас будет одновременно стараться рассматривать себя как непредсказуемого с точки зрения другого; и каждый из нас также будет полагаться на знание того, что другой будет пытаться сделать себя непредсказуемым в форме своих предсказаний. Здесь формальные структуры никогда не могут быть адекватными ситуации. Знание их может быть необходимым, но даже это знание, которому предшествует знание интересов каждого игрока, не может сказать нам, какого рода результаты дадут одновременные попытки считать предсказуемыми других людей и непредсказуемым себя.

Первый тип препятствия может не быть сам по себе непреодолимым. Но шанс, что он будет непреодолимым, усугубляется существованием второго типа препятствий. Теоретико-игровые ситуации являются в типичном случае ситуациями несовершенного знания, и это не случайно. Потому что главным интересом каждого игрока является максимизация несовершенства информации, которой владеют других игроки, и в то же самое время улучшение своей собственной. Больше того, условием успеха дезинформации других игроков является успешное произведение ложного впечатления на внешних наблюдателей. Это ведет к интересной инверсии странного тезиса Коллингвуда о том, что мы можем надеяться на понимание только победных и успешных действий, в то время как поражения должны оставаться для нас неясными. Но если я прав, условия успеха включают способность успешного обмана, и отсюда именно потерпевших поражение мы способны понять в гораздо большей степени, и именно поведение тех, кто собирается потерпеть поражение, мы способны предсказать в гораздо большей степени.

Опять-таки этот второй тип препятствий может не быть непреодолимым даже в соединении с первым. Но есть еще третий тип препятствий на пути к предсказаниям в теоретико-игровых ситуациях. Рассмотрим следующую известную ситуацию. Управляющий крупной промышленной отрасли ведет переговоры об условиях контракта с лидером профсоюзов. При этом присутствуют представители правительства, и не только в роли арбитра и посредника, но и по причине того, что правительство имеет интерес в этой отрасли — продукция отрасли имеет решающее значение, скажем, для обороны или для остальной экономики. С первого взгляда стоит эту ситуацию весьма легко представить в теоретико-игровых терминах: имеется три игрока с различными интересами. Но давайте введем некоторые из тех особенностей, которые делают подобную социальную реальность запутанной и беспорядочной в противоположность аккуратным примерам из учебников.


Рекомендуем почитать
Складка. Лейбниц и барокко

Похоже, наиболее эффективным чтение этой книги окажется для математиков, особенно специалистов по топологии. Книга перенасыщена математическими аллюзиями и многочисленными вариациями на тему пространственных преобразований. Можно без особых натяжек сказать, что книга Делеза посвящена барочной математике, а именно дифференциальному исчислению, которое изобрел Лейбниц. Именно лейбницевский, а никак не ньютоновский, вариант исчисления бесконечно малых проникнут совершенно особым барочным духом. Барокко толкуется Делезом как некая оперативная функция, или характерная черта, состоящая в беспрестанном производстве складок, в их нагромождении, разрастании, трансформации, в их устремленности в бесконечность.


Разрушающий и созидающий миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращённые метафизики: жизнеописания, эссе, стихотворения в прозе

Этюды об искусстве, истории вымыслов и осколки легенд. Действительность в зеркале мифов, настоящее в перекрестии эпох.



Цикл бесед Джидду Кришнамурти с профессором Аланом Андерсоном. Сан Диего, Калифорния, 1974 год

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти.