После бури. Книга 2 - [70]
Корнилов ее окрестил, имя дал ей, этой встрече — «Карнаубский воск». В сознании его и в догадках она так и закрепилась, и существовала под этим именем.
Ну вот, вошел к нему однажды человек, и сразу же крохотный его кабинетик стал того меньше: сесть, уместиться на стул можно, постоять можно, но сделать шаг туда-сюда — этого уже нельзя, человек, вошедший к нему, был объемен чрезвычайно, при том живая карикатура. И живучая.
Это самым главным и было в вошедшей фигуре — ее живучесть, такая очевидная и безоговорочная, что Корнилов смутился. Он подумал: «Ну, ну! Что-то теперь будет! Что-то ведь обязательно будет!» И, конечно, тотчас же узнал фигуру: нэпман, который неизвестным каким-то образом был гостем на свадьбе Бондарина. Не сходство и не шутка природы — перед ним в натуре восседал тот самый свадебный нэпман.
Он поздоровался;
— Здрасьте, товарищ Корнилов, рад, необычайно рад видеть вас живым-невредимым! — И тут же спросил: — Анекдотец последний не слыхивали? Значит, так: встречаются два нэпмана, один другого спрашивает: «Как жизнь?» Что тот отвечает? Ну, которого спрашивают? Не знаете? То-то! А отвечает он так: «Живу, как картошка» Вы спросите: «Почему картошка? При чем картошка?» Вот и тот точно так же подумал и точно так же спросил: при чем, дескать, картошка. «А очень просто,— отвечает другой, ну, которого спрашивали о жизни.— Очень просто, потому что ежели не съедят, так посадят, а не посадят, так съедят!» Так мы и живем, товарищ Корнилов, всегда имея налицо два выхода. Мы — нэпманы. А иначе сказать, самая соль нынешней, советской земли... Самая, уверяю вас, самая! Не верите?
Начало разговора, тон этот для Корнилова был неприемлем, но в том-то и дело, что посетитель совершенно точно это знал, однако же именно потому, что знал, он и вел разговор таким вот образом. Он и еще хотел дать понять, что встреча их — не просто так, что сам он — карикатурная фигура — тоже не просто так.
Корнилов на приветствие, на анекдотец не ответил, подвинул к себе стопку бумаг и углубился в чтение той, что лежала сверху. Воцарилась тишина.
Однако и тишина входила в расчет посетителя. Корнилов поднял глаза и убедился: входила!
Ну что же, пускай расчетливый этот человек посидит, подождет. Бумага, которая лежала сверху других, небольшая, серенький клочок с неровными краями, адресовалась в Краевой отдел народного образования.
Поскольку этот отдел ведал учебными и научными изданиями, правление КИС и обращалось к нему с просьбой «выписать ассигновку на сумму одна тысяча (1000) рублей на издание трудов предстоящего съезда научных работников Сибири с повесткой дня по изучению ее производительных сил».
Это была так себе бумажка, не суть важная.
А вот другая, уже не бумага, а папка со всяческими цифровыми выкладками, записками, пояснениями и протоколами, та имела принципиальное значение, вокруг нее какие только битвы не происходили в Москве и в Красносибирске, это был расчет двух вариантов плана развития народного хозяйства Сибири — максимального, с учетом тех возможностей, которые должны вступить в силу одновременно с эпохой социалистической реконструкции, а также с широким привлечением иностранного, прежде всего концессионного капитала, и минимального, рассчитанного на неблагоприятные условия хозяйственного развития.
Затем лежало «Дело» Переселенческого управления, поступило в Сибкрайплан 27.III.27.
Рассмотрено в рабочем аппарате 4.IV.27.
Рассмотрено в коллегии Сибкрайплана 12,IV. 27.
Рассмотрено в большом президиуме Крайисполкома 17.IV.27.
Передано в КИС для рассмотрения вопроса о дополнительных земельных фондах в районах северной границы земледелия 18.V.27.
Земфонды следовало изыскать с учетом потребности переселенцев из европейской части СССР в количестве 117 000 чел,
Тут же, в том же «Деле»: а) списки высадочных пунктов (железнодорожные и пристани); б) подсчет расходов на бесплатное питание переселенцев в течение семи дней; стоимость одной порции 7,5 коп., а именно: мяса — 100 гр., капусты 120 гр., картофеля 800 гр., соли 8 гр., лука 25 гр., хлеба 600 гр.
Вот какие дела: 117 тысяч человек переселялись в Сибирь, а земельных, намеченных ранее фондов уже не хватало, и Корнилову нужно было определить районы заселения. А тут является этакая брюхатая карикатура и сидит, и молча ждет, чтобы с нею заговорили о каких-нибудь пустяках, о каких-нибудь этой фигуры доходах. Когда бы не имелся в виду какой-нибудь доход, зачем бы фигура эта появилась здесь? В КИС?
Долгая, долгая была тишина...
В конце концов должна была кончиться и она. Корнилов поднял глаза — 117 000 переселенцев не смогли отвлечь его внимания от этой фигуры.
Перед ним сидел человек, конечно, умный, проницательный, хотя и порядочный вертопрах. Чего больше — ума, проницательности или вертопрахства,— гадать невозможно.
Еще помолчав, поерзав на стуле, заскрипевшем жалобно, нэпман сказал:
— Представитель промыслового товарищеского «Хим-унион» по Сибири. Временный представитель и только по особым поручениям!
Корнилов обратил внимание на то, что представитель «Химуниона» не назвался — ни фамилии, ни имени-отчества, ничего, но спрашивать не стал, спросил по-другому:
