После бала - [53]
Не это я ожидала увидеть. Впрочем, ожидала ли я увидеть хоть что-то? Мы свернули с главной дороги на грунтовую и поехали в широкие просторы того, что оказалось фермой без урожая. Солнце почти встало.
Машина так дребезжала и качалась на каменистой почве, что меня чуть не стошнило.
– Неровная местность, – сказал Фред.
Я знала, что он пытается быть добрым, но мне было интересно, что он на самом деле думает обо мне и обо всей ситуации. У него определенно есть свои источники. Я предполагала, что кто-то из шоферов сказал Фреду, куда поехала Джоан. Но я не знала наверняка и так и не узнала, потому что не спрашивала его. Фред постоянно возил Джоан, с самого детства. «Он знает, – вдруг поняла я. – Он знает больше меня». Но я не спросила его, потому что он не мог ответить, даже если и знал, кем была Джоан на самом деле. В прошлом месяце «Пресса» назвала ее самой желанной холостячкой Хьюстона и напечатала ее фото, когда она выходила из «Трилистника» с двумя мужчинами. Меня там тоже было видно, не лицо, конечно. Просто силуэт, одетый в юбку из сетки и кружева, усыпанную алмазами. Она была одной из самых любимых вещей в моем гардеробе. Надевая эту юбку, я чувствовала себя человеком, способным пойти куда угодно и стать кем угодно.
Через какое-то время мы снова выехали на асфальт; спустя секунду пыль осела и перед нами появился дом: в стиле ранчо, длинный и бежевый. Его простота нервировала меня. Я не ожидала, что найду Джоан в таком безликом месте.
Вокруг нас не было никаких признаков жизни. Поодаль я заметила гараж. Клумбы у дома были засыпаны гравием, чтобы не поднималась пыль. Шторы плотно закрывали окна. Дом был непримечательным, но опрятным. Вокруг дома не было ни травы, ни сорняков, крышу не покрывал мох, а окна были недавно покрашены. Совершенно очевидно, что за этим местом кто-то ухаживал.
Фред отогнал машину и обернулся ко мне; впервые за целое утро я видела его лицо. Он выглядел усталым. Наверное, тоже не спал. Мне стало интересно, звонила ли ему Мэри.
– Хотите, чтобы я пошел с вами? – спросил он. – Без проблем.
Я знала, что мы видим одно в этом доме: угроза скрывалась за его пустотой, а смерть таилась где-то за горизонтом.
– Пожалуйста, просто подождите меня здесь, – попросила я, несмотря на то что он, конечно, подождал бы меня и так.
Дверь была открыта. Я ступила на ковер в холле; слева была гостиная с коричневым диваном, накрытым целлофаном. На кофейном столике стояла ваза с искусственными цветами, рядом лежала развернутая газета. А на тумбочке стоял стакан воды.
В доме пахло саше, чем-то горелым и – я чуть не заплакала, когда уловила аромат, – Джоан. Сначала ее духи, затем – ее лак для волос, который я наносила позапрошлой ночью, когда делала ей французский узел и непосредственно перед выходом из дома, чтобы перестраховаться – прическа должна была продержаться всю ночь.
Джоан уже давно здесь. Больше суток.
– Джоан? – позвала я.
Я пошла по мрачному коридору, утыканному бежевыми дверьми. За ними я представляла просто пустые комнаты.
Когда я подошла к двери в самом конце коридора, я засомневалась. Я знала, что Джоан за нею, я знала, что это спальня, но я не знала, кого увижу еще. Возможно, мужчину из Остина. А может, и нет. Я постучалась, сперва легонько, затем – сильнее. Прошлым вечером я думала, что она мертвая в ванной, но теперь она и правда могла быть мертва. Она могла переборщить с таблетками. Девочка, о которой мы слышали еще в школе, – она не входила в нашу компанию – закрылась в своей комнате с таблетками мамы и бутылкой водки; она умерла спустя неделю. Джоан, возможно, и не пытается убить себя, но в последнее время она ведет себя настолько дико, что могла причинить себе вред случайно. Я представила себе лицо Мэри, Фарлоу.
– Пожалуйста, будь жива, – прошептала я. – Прошу тебя.
Дверь оказалась закрытой. Я бы засмеялась, если бы не была в ужасе. Замок был дешевым – я нашла в сумочке пятицентовую монетку и в один счет открыла дверь. Комната была очень светлой, моим глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть. Источником света было открытое окно, которое выходило на задний двор.
Сначала я увидела только Джоан: ее щека прижата к подушке, шея повернута под странным углом, волосы все еще в пучке. Я отвернулась. «Она мертва, – подумала я, – ее больше нет». Но в это время ее веки дернулись: она лишь спит. Ее волосы выглядели почти идеально. Я мгновение любовалась своей работой, но сразу же вспомнила, что у меня есть дела поважнее и что прическа Джоан не имеет никакого значения.
В комнате пахло сексом, и тут я заметила еще два тела и то, что Джоан голая. Я подошла ближе на цыпочках. С одной стороны от нее лежал мужчина, завернутый в простыню, с другой – раскрытый, как и Джоан, но лицом вниз. Я не могла их разглядеть. Укрытый мужчина закрывал лицо рукой. От его локтя и до запястья тянулся длинный багровый шрам. Я поднесла руку ко рту и просто смотрела на эту картину. Я попыталась сложить все вместе, как-то понять то, что вижу. Три инертных тела спали так крепко, что это даже казалось неестественным.
Я не знала, какого роста эти мужчины, как много у них денег, были ли они из Хьюстона или из другого города. Я не знала, что они делали, который из них был хуже и, вообще, что все это значило? Я попятилась до стены и оперлась об нее.
Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.