Посланник - [68]

– Более чем удовлетворена, мистер аль-Бакари.

– Зизи, – напомнил он. И стал перебирать эбонитовые четки. – Мистер бин Талаль сказал мне, что вас расстроили наши правила и процедуры безопасности.

– Пожалуй, будет лучше сказать, что для меня это было неожиданностью. Жаль, что вы не сказали мне об этом заранее. Я бы меньше вещей взяла.

– Мистер бин Талаль иногда несколько фанатично относится к своим обязанностям по моей безопасности. Прошу его извинить. После всего вышесказанного, Сара, вступая в мир «ААБ-холдинга», необходимо соблюдать определенные правила – ради безопасности всех. – Он крутанул запястьем, и четки обкрутили два пальца его правой руки. – Вы имели возможность подумать о моем предложении?

– Я по-прежнему не понимаю, к чему оно сводится.

– Но вас это заинтересовало. Иначе вы не были бы здесь.

– Скажем так: я заинтригована и готова пойти дальше в обсуждении.

– Вы расчетливая деловая женщина, Сара. Это меня восхищает. Наслаждайтесь солнцем и морем. Мы поговорим через два-три дня, когда вы немного отдохнете.

– Через два-три дня? Я уже должна быть в Лондоне.

– Джулиан Ишервуд справлялся без вас немало лет, Сара. Что-то подсказывает мне, что он выживет и теперь, пока вы проводите заслуженный отпуск с нами.

Произнеся это, он вернулся на свое место.

– С вступлением в нашу семью, – сказал герр Верли. – Вы ему очень нравитесь. Когда будете обсуждать ваше жалованье, ведите себя неблагоразумно. Он заплатит вам столько, сколько захотите.

В тот вечер ужин на борту «Солнечной танцовщицы» был гораздо менее экстравагантным, а разговор – более оживленным. Они не избегали таких тем, как война и терроризм. Наоборот: они горячо обсуждали их и спорили далеко за полночь. В конце вечера произошла ссора из-за того, чья очередь мыть посуду. Дина и Римона утверждали, что они уже отслужили свою очередь прошлым вечером в Суррее. И Габриэль отдал одно из своих немногих за день приказаний, возложив эту обязанность на новых ребят – Одеда и Мордекая, двух опытных многосторонних разведчиков, и Михаила, охранника, которого «Сайерет Маткал»[12] одолжил Конторе. Это был русский еврей, мертвенно-бледный, с глазами цвета льда. «Более молодой вариант вас, – сказал Иаков. – Отлично стреляет, но совести не имеет. Он практически в одиночку уложил все начальство ХАМАСа».

Их удобства были несопоставимы с условиями на «Александре», и ни у кого не было своей каюты. Габриэль и Лавон, ветераны охоты за людьми, спали вместе на носу яхты. Лавон, привыкший к манере Габриэля спать как оперативник, не удивился на другое утро, когда, проснувшись до зари, обнаружил, что койка Габриэля пуста. Он слез со своей койки и поднялся на палубу. Габриэль стоял на носу с кружкой кофе в руке, устремив взгляд на пятно света на далеком горизонте. Лавон спустился назад в каюту и проспал еще два часа. Когда он вернулся на палубу, Габриэль стоял на том же месте и смотрел на пустынное море.

Глава 23 Расставшись с Багамами

Ее дни быстро приобрели распорядок.

Каждое утро она рано просыпалась и продолжала дремать на огромной кровати, слушая, как на «Александре» медленно пробуждается жизнь. Затем – обычно около половины восьмого – она звонила стюарду и просила принести кофе с бриошью, что пятью минутами позже приносили ей на подносе, всегда со свежим цветком. Если не было дождя, она завтракала в тени своей палубы на правом борту. «Александра» направлялась на юго-восток, идя не спеша к неведомой цели, и обычно Сара могла разглядеть вдали лишь цепь низких плоских Багамских островов. Каюта Зизи находилась как раз над ней.

Иной раз утром она слышала, как он говорил по телефону, завершая первые на этот день дела.

После завтрака она делала два звонка в Лондон по существовавшей на яхте системе. Первым делом она звонила на свою квартиру в Челси и неизменно обнаруживала два-три эрзац-сообщения из Конторы. Затем она звонила в галерею и разговаривала с Кьярой. Ее английский с мягким итальянским акцентом был для Сары якорем спасения. Сара задавала вопросы о предстоящих сделках, Кьяра зачитывала Саре оставленные для нее телефонные сообщения. Сара сообщала Кьяре, что она в порядке и что нет никаких признаков Ахмеда бин-Шафика, а Кьяра сообщала Саре, что Габриэль и его команда неподалеку и что она не одна. Самым тяжелым для Сары испытанием в этот день было положить трубку в разговоре с Кьярой.

Это обычно происходило в десять утра – значит, Зизи и Жан-Мишель закончили тренировку и гимнастический зал освободился для других сотрудников и гостей. Остальные были люди «сидячие» – компанию Саре каждое утро составлял лишь герр Верли, несколько минут мучивший себя на тренажере, а затем отправлявшийся в сауну как следует попотеть. А Сара тридцать минут бежала по дорожке, затем еще тридцать гребла – через несколько дней она увидела результат своих трудов.

Поупражнявшись, Сара присоединялась к остальным женщинам, чтобы на палубе носовой части погреться на солнце до ленча. Надя и Рахима по-прежнему держались на расстоянии, а жены постепенно потеплели, особенно фрау Верли и Джихан, молодая блондинка-иорданка, жена Хассана, специалиста-связиста, работавшего у Зизи. Моника, жена Жан-Мишеля, редко разговаривала с ней. Сара дважды поглядывала на нее поверх романа в бумажной обложке, и всякий раз Моника так смотрела на нее, словно хотела швырнуть за борт, когда никто не видит.