Послания себе (Книга 3) - [32]

"Ты и так все забыл, братишка! - прозвучал в голове отчетливый голос Сетена; экономист был где-то неподалеку и читал даже те его мысли, которые Ал пытался утаить. - Твой мозг ПОМНИТ только то, о чем рассказал тебе кулаптр. Разум твой принял это на веру и нисколько не сомневается, что так оно и было... А знаешь, почему он принял все это на веру, братец? Твоя душа помнит истинно, только твоя душа. Так что давай, не расслабляйся и не думай, что наша маленькая сестренка в чем-то проще тебя!"

Ал отогнал от себя навязчивого друга, словно проголодавшегося и жаждущего крови москита. Он схватил за руку Танрэй и повлек к выходу. Затесаться туда, где много, много перемешанных мыслей. Туда, где Тессетен долго поблуждает прежде, чем залезет под его черепную коробку.

- Куда мы?! - едва поспевая за ним (то ли дело ее крошечные шажки, а совсем другое - размашистые и стремительные шаги Ала), спросила она.

- Потанцуем.

- А что же Солондан? Он больше подошел бы для посиделок кулаптру и созидателю - по возрасту, я хочу сказать! - злорадно осведомилась Танрэй, представляя, сколько уже часов ему пришлось протирать брюки.

- Солондан?! - хмыкнул астрофизик. - Солондан, как пить дать, лежит сейчас дома с градусником во рту и придумывает, чем бы помучить Паскома завтра... - он поднял глаза и увидел прямо над собой огромный осветитель. - От этих дурацких ламп только жара и москиты. Скорее бы уж наступило два часа...

И тут, словно вняв его мольбам, свет повсюду погас и одновременно заиграла медленная раздумчивая мелодия знаменитого композитора-северянина.

- Два часа! - игриво склоняя голову к плечу, сказала Танрэй.

Ал задумчиво улыбнулся, даже не услыхав ее. Музыке было не меньше пятисот лет... Что-то внутри действительно помнило ее. "Ты зря издеваешься, Сетен. Я почти ничего не забыл"... Кроме одного: Тессетен сказал что-то там о душе. Не о "куарт" едином, а о душе... Разделил...

Он встретился взглядом с Паскомом. Тот прижмурился, а после указал глазами на небо, но в мысли не пустил...

- Ты не скучаешь по ним? - вдруг спросила Танрэй, которая не могла ничего этого видеть, потому что танцевала, тихо покачиваясь в его объятьях и прижавшись лбом к его плечу.

- Что? - отвлекся Ал и опустил к ней лицо.

Она подняла палец к созвездию Большой Чаши, но положения не изменила. Он рассмеялся и ласково встряхнул ее.

- Они нас подождут. Они ждут тысячи лет и подождут еще...

- Еще тысячи?

- Нет, зачем же? Наверняка меньше! Они дали мне обещание...

- Какое?

- Нас с тобой ждет большое будущее...

- В смысле, длинное?

- А вот этого они не уточняли, - Ал видел, что она просто дурачится. Он нисколько не сомневался, что до вершины пирамиды осталось совсем чуть-чуть. Женщины любят все драматизировать. А с вершины пирамиды до звезд рукой подать.

- И ты веришь в это? Я думала, что лишь гадалки пользуются доверчивостью людей и приписывают звездам голоса, а оказалось, не только. Некоторые астрофизики тоже не прочь увидеть в небесах нечто такое, что недоступно простым смертным...

- Ты и сама видела то, что видел я и что недоступно простым смертным. Смертным с невооруженным глазом...

Она промолчала. Ал ощутил, что она запечалилась, и добавил:

- Малыш, а малыш! Слышишь меня?

Танрэй кивнула, не отрываясь от созерцания его и своих туфель.

- Кроно бессильно перед языком звезд. Именно ты, именно это передашь ты тем, кто придет после нас. Возможно, нам самим...

- Ал!..

- Ты сможешь! - перебил он. - Это нужно!

Она покачала головой.

- Не мучай ее, Ал! - вдруг услышал он за спиной безучастный металлический голос.

Ормона. Великолепная холодная Ормона в "змеиных" доспехах, с копной блестящих, иссиня-черных волос, брошенных на грудь через плечо. Она умела подходить к нему неожиданно.

Ал почувствовал себя неуютно. Он знал, как расценивает его замешательство жена, но не хотел признаваться в своих слабостях ради того, чтобы переубедить и успокоить ее. Сложно объяснить свои ощущения человеку, который все равно не захочет тебе поверить. Ей отраднее будет гадать, права она или нет. Да, женщины - существа сложные. Сложнее звезд, сложнее самой вселенной. Они сами как вселенная, одновременно привлекательная и недоступная пониманию. Другое дело - Ормона. Жена Сетена непонятнее любой вселенной...

По отношению к Ормоне он испытывал смешанные чувства: с одной стороны - восхищение, как профессионалом и вообще очень умным человеком; с другой - необходимость воздвигать барьер на границе, которую она то и дело пыталась нарушить. Кроме того, в ней было столько мужского, что Ал опасался даже представить свои действия в случае каких-либо кардинальных телодвижений с ее стороны. Как бы то ни было прискорбно, лидер миссионеров вынужден был признаться самому себе: вечный оптимист и "везунчик" Ал просто-напросто пасовал перед женой Тессетена. Но только себе! Никакой мужчина, находящийся в здравом уме, не покажет своих слабостей кому бы то ни было, даже собственному домашнему животному.

- Ты вряд ли выжмешь из нее больше, - продолжала бесстрастная красавица, глядя ему в глаза и не улыбаясь. Нельзя требовать у гипсовой статуи вековечности мраморной скульптуры. Синтетический язык словесника Дантипада - вот ее предел...