Поскрёбыши - [62]
Музыкальный момент
В Юрмале вечерами по берегу прогуливалось хорошее общество – те, что ездят на электричке в Домский собор слушать орган. Нарядные люди двумя потоками ходили навстречу друг другу, взявшись под руки. Их было много, и променад их тянулся долго. Холодное солнце садилось в море. Сознанье собственной респектабельности не могло компенсировать гуляющим такой потери.
А публика из партера Большого зала Московской консерватории двигалась в фойе по кругу, как слепая лошадь на водокачке. Скромные завсегдатаи амфитеатров в этот мальштрем обычно не попадали. Но красивый, чуть сутуловатый Лёвушка спускался вниз и крутился в образовавшейся воронке, заложив руки за спину, возле какой-нибудь почтенной дамы с дочерью. Иной раз он мог поотстать, послушать, что говорят сзади и пересказать от себя рассеянной приятельнице. Если та кланялась более влиятельной даме, Лёвушка тоже отвешивал поклон. На следующем концерте из фешенебельных он уже отваживался пришвартоваться к той даме, рангом повыше. Ранжировал дам Лёвушка безошибочно, по соотношению приветствия и ответа на него.
Музыку Лёвушка любил, но это к делу не относится. Сидя под Вагнером в берете (то есть Вагнер был в берете, а не Лёвушка) – прилежно следил, кто из супруг потенциально нужных ему людей сегодня присутствует. Инструменты подстраиваются один к другому в нежной какофонии. Вот смолкли, и в тишине подается явственный сигнал к массовой медитации.
Принадлежность дам к академическим кругам Лёвушка устанавливал в несколько ходов. Первый наводящий вопрос – особе не с самых верхов. Даже не вопрос, а нарочитая ошибка. Кажется, вон жена такого-то. Что Вы, что Вы, молодой человек. Это жена… далее в случае удачи следовали: фамилия и титул мужа, а также имя-отчество жены. Лёвушка подымался повыше, не во второй амфитеатр, а к даме с более высоким баллом, чтобы использовать в беседе уже полученную информацию. С кем это сейчас говорила такая-то? И бывал вознагражден новыми сведениями. Память у Лёвушки была отличная. Без памяти тут делать нечего. Скоро он шился лишь к дамам существенно необходимым, не тратя драгоценного антрактного времени на тупиковые линии. Круг очерчен, пора определить свое место внутри него. И радостный третий звонок уносил Лёвушку под сень Вагнера, в благоприятное поле многих умных голов, настроенных синхронно на высокий лад.
Лёвушка любил Баха. Лёвушка сердился на паршивца Джона Кейджа, заявившего – надеюсь жить долго и дожить до конца повального увлеченья Бахом. Лёвушка обижался на всякого, кто мало, недостаточно любил Баха. Но Баха любят все. Баха не хватало, чтобы прослыть интересным собеседником в этой круговерти. Лёвушка срочно пообщался с людьми, способными вынести частное определенье в адрес любого композитора. Быстро обрел оччень свежий взгляд на вещи. Потом немного подкорректировал его. Надо полегче. А то однажды Лёвушка прохладно отозвался о трио Петра Ильича Чайковского «Памяти великого артиста». Очередная покровительница взглянула на него с ужасом – ведь это же на смерть Николая Рубинштейна! Своей оплошностью Лёвушка обрубил крепкий сук с трудом взращиваемого дерева, имеющего принести плоды. В последующих разговорах, уже с другими матронами, пришлось вообще поднять рейтинг Чайковского, раз так.. Несколько истеричный взгляд Петра Ильича с укором провожал недавнего хулителя к его креслу под Вагнером. Восприимчивый Лёвушка ежился и давал себе слово быть осторожней. Всё же потом живая ткань музыки смыкалась вкруг него и уносила прочь от мелочных мыслей. Ему это было дано, а кому-то и нет. Тому было гораздо хуже.
Сам Лёвушка играет на двух флейтах, на поперечной и на продольной для профанов. Он по природе ловец. Крысолов, птицелов, искатель жемчуга - или как вам будет угодно. Умеет приблизиться к птичке, не спугнув ее. Наконец – ах, попалась птичка, стой, не уйдешь из сети. Только синяя птица при свете дня оказалась вовсе не синей. Эта дичь – не дочь. Неудалая падчерица, оттесненная от одра отчима вместе со своей уже не нужной матерью способными детьми от первого брака. Когда тщательно скрываемое всплыло на поверхность, поздно было идти на попятный. Мать раструбила в высшем свете о помолвке. Синклит всемогущих дам Лёвушку, как теперь говорят, подставил. Все всё знали - и промолчали. Получи и распишись. Разводился Лёвушка уже с сыном в паспорте.
Созидающий башню сорвется, будет страшен стремительный лёт. Пошла сложная игра – как явившемуся на пир в непраздничных одеждах не быть ввержену во тьму кромешную. Лёвушка живет на академической даче у разведенной жены во флигеле всё лето. Пилит деревья и латает забор, поедая на ходу пуды лекарств. Приносит на работу для освобожденья от овощной базы такие страшные справки о состоянье здоровья, что профкомовская тетка ахает – как такой человек ещё жив. Собственных слабых сил Лёвушке явно не хватает, чтоб самого себя вывести на орбиту. Но он держится, так держится, что кровь выступает из-под ногтей.
Буквой П лежит лежит здание консерватории. Весело читать на ходу такие привычные афиши и слышать долетающие из окон обрывки музыкальных фраз. Моложавый Лёвушка теперь ходит сюда с сыном, больше похожим на брата, а семейное счастье всё еще не улыбнулось ему. Не мытьём так катаньем он получил всевозможные дипломы, и теперь капканы расставляют на него самого. Лёвушка знает механику капкана лучше, чем мелодию канкана. Девушки в возрасте лет двадцати восьми будут заговаривать с его восемнадцатилетним сыном, интересуясь впечатлениями молодого человека. При этом обнаружат немалую музыкальную эрудицию. Потом начнут раскланиваться с ним самим, затем брать билет под Вагнера (Лёвушка не изменяет раз и навсегда выбранному креслу). Станут сообщать любопытные подробности касательно манеры сегодняшних исполнителей. Невзначай выдадут какие-то маленькие тайны собственной жизни. Про самого Лёвушку ничего узнать не попытаются. Давно нашли кого пораспросить. Уютно переливаются хрусталики большой люстры, и на людях как всегда легче.
В 2008 году вышла книга Натальи Арбузовой «Город с названьем Ковров-Самолетов». Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
В этой книге представлены пьесы, киносценарий и рассказы Натальи Арбузовой.
Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
Новая книга, явствует из названья, не последняя. Наталья Арбузова оказалась автором упорным и была оценена самыми взыскательными, высокоинтеллигентными читателями. Данная книга содержит повести, рассказы и стихи. Уже зарекомендовав себя как поэт в прозе, она раскрывается перед нами как поэт-новатор, замешивающий присутствующие в преизбытке рифмы в строку точно изюм в тесто, получая таким образом дополнительную степень свободы.
Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.
Герои Натальи Арбузовой врываются в повествование стремительно и неожиданно, и также стремительно, необратимо, непоправимо уходят: адский вихрь потерь и обретений, метаморфозы души – именно отсюда необычайно трепетное отношение писательницы к ритму как стиха, так и прозы.Она замешивает рифмы в текст, будто изюм в тесто, сбивается на стихотворную строку внутри прозаической, не боится рушить «устоявшиеся» литературные каноны, – именно вследствие их «нарушения» и рождается живое слово, необходимое чуткому и тонкому читателю.
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)