Пошлая история - [21]

Алмазов, которому вдруг показалось, что кто-то полоснул его плетью по внутренностям, всё ещё не понимал, что происходит.

— Кого? — спросил он, не отдавая себе отчёт, о чём спрашивает.

— Ливчика, — ответила Сашенька просто.

— Какого лифчика? — прыснул Алмазов. Ему пришло в голову, что Сашенька всё это нарочно выдумала, чтобы разыграть и помучить его.

Но Сашенька оставалась серьёзной и даже как будто обиделась.

— Сам ты лифчик, — сказала она. — Я имею в виду господина Ливчика, нашего хозяина… Э-э-э… В смысле… хозяина нашего клуба.

— Ты шутишь? — спросил Алмазов, уже совершенно уверенный, что она нисколько не шутит.

— Нет, я не шучу! — отчеканила Сашенька, которую начинала выводить из себя непонятливость супруга.

Алмазов присел на стул, потом встал, потом опять сел, потом опять встал, и было похоже, что он не знает, куда деть себя.

— А я? — тихо спросил он.

Сашеньке вдруг захотелось приласкать Алмазова или сказать что-нибудь хорошее. И она уже принялась обдумывать, что бы такое сказать или сделать, но спохватилась, испугавшись, что он задержит её, или сама она так разжалобит себя, что, чего доброго, передумает и останется.

Вид у Алмазова действительно был жалкий. Из него точно выпустили воздух — так он вдруг осунулся и обмяк. В руках он виновато, как будто ему было за что-то стыдно, сжимал свою мягкую плосковерхую шляпу. На макушке у него, из всегда аккуратно зачёсанных волос, выбилась прядка и торчала как хохолок свиристеля. Этот хохолок, трогательный, но одновременно смешной и никак не увязывающийся с привычным обликом Алмазова, привлёк внимание Сашеньки. Глядя на взъерошенные волосы мужа, Сашенька стала думать, что тот, кто не чешет волос, тот, должно быть, не чистит зубов и не моет рук. А коли так, то изо рта у него пахнет и ногти грязные. И хотя она отлично знала, что к Алмазову это не имеет никакого отношения, на несколько секунд он сделался ей неприятен. Она воспользовалась этим временем, и его оказалось довольно.

— Какой ты сегодня, — сказала она, поморщившись. — Иди лучше руки вымой… Ну, прощай. Скоро забудешь.

Она поспешно, привстав на носки, чмокнула Алмазова в щёку, потом подхватила свою синюю сумку и в следующую мгновение выпорхнула из квартиры.

XII

Алмазов остался один. Всё ещё сжимая в руках шляпу, он опустился на стул. На него нашло какое-то оцепенение — он хотел пойти вымыть руки, но тотчас забыл о том, что хотел. Потом он подумал, что только что с ним произошло самое страшное, что только могло произойти. «Как же это возможно? — спрашивал он себя. — И что теперь делать? Идти бить морду этому лифчику, а её силой волочь домой? А зачем? И откуда он только взялся, этот лифчик!.. Ах, да! Она говорила, что он хозяин клуба… Наверное, какой-нибудь мачо с кучей бицепсов…» Время от времени к нему возвращалось мучительное ощущение чего-то невыполненного, и тогда он пытался вспомнить, что же хотел сделать, так как ему казалось, что это было очень важное и полезное для него дело. Но мысли его растекались и, не успевая вспомнить, он думал, что, наверное, стоит позвонить Мироедовым, но тут же спрашивал себя, зачем. Потом он подумал, что Сашенька ещё, быть может, одумается и вернётся, что она просто запуталась, и надо бы помочь ей разобраться. А для этого необходимо узнать, кто такой этот лифчик. Но в то же время узнать это было бы страшно… И никак он не мог сообразить, что же всё-таки теперь предпринять, и надо ли вообще что-то предпринимать. Наконец, он вспомнил, что хотел вымыть руки, и отправился в ванную. И долго под струёй воды крутил в руках кусок мыла.

Утром, чуть свет, позвонила Ася и ласково поинтересовалась, как идут дела. Алмазов усмехнулся про себя этой наивной Асиной хитрости, а вслух попросил её объяснить, что же всё-таки случилось, и кто такой господин Ливчик. Ася точно ждала этого. И Алмазов узнал, что Сашенька уже давно ездила к господину Ливчику, что свела их Елена, что господин Ливчик безобразен, но замечательно богат, что в Австрию он ездил вместе с ними и что, наконец, Сашенька ходила к итальянцу.

Ни «чеченцы», ни пирамиды не вызывали в Алмазове столько ужаса и отвращения, столько горечи и обиды, сколько удалось вызвать вдруг Сашеньке — маленькому, красивому существу.

Неделю затем Алмазов не выходил из дому. На работе он сказался больным, к телефону не подходил и всё это время провёл в полном одиночестве. Вспомнил он о Хрисе Вениаминовне, что вот придёт же она со своим обедом, станет выспрашивать, а то ещё хуже, рассказывать, и его передёрнуло. Он долго искал номер её телефона, потом долго не мог дозвониться — всё занято было, — наконец, Хриса Вениаминовна подняла трубку, и Алмазов сообщил, что они срочно уезжают, и что приходить пока не нужно. Хриса Вениаминовна хотела о чём-то спросить, но Алмазов не дослушал её.

Алмазов то засыпал, то просыпался, не переставая даже во сне думать о том, что произошло с ним. Всё то, что прежде так занимало и волновало его, вдруг отступило, предоставив своё место переживаниям более сильным. Первое время он думал только о Сашеньке. Как это могло случиться?.. Но может быть, Ася всё выдумала, и ничего не было?.. Ну, да, Ася сплетница, Ася истеричка, но зачем ей врать? Ведь Сашенька ушла, чего же ещё? Да и Елена вполне способна на сводничество, даже, наверное, в заслугу себе ставит. Помогла, дескать, кузине устроиться…