Пощады нет - [95]

Мать улыбалась.

Вечером Эрих взялся за изучение путеводителя; он все-таки никак не мог успокоиться. Он выяснил местопребывание Юлии (он опасался, что оттуда она, вероятно, уже уехала), в качестве спутницы выбрал он из числа своих приятельниц самую благоразумную и положительную девушку. Он решил выследить Юлию. Девушка эта была студенткой-фармацевтичкой, когда-то она короткое время проходила практику у него в аптеке, но он ее устроил в другую аптеку, так как, с одной стороны, девушка была слишком хороша, чтобы оставаться только на амплуа практикантки, с другой — аптека у Эриха была небольшая, а терпенье его и того меньше.

— Как чудесна могла бы быть жизнь между мужчиной и женщиной, если бы они всегда вели себя так благоразумно, как Эрих и Ильза, Ильза и Эрих, — говорили, сидя в купе международного вагона Эрих и его подруга. — Что может быть отраднее объятий. Никакие конфликты невозможны…

И, мчась в мягко и ровно пружинящем поезде, они видели рассеянными во мраке ночи миллионы мужчин и женщин, сжимающих друг друга в объятиях, — единственное успокоение, разрешение всех вопросов. И волк отдыхает во сне, лисица спит рядом с зайцем, лев — рядом с домашним скотом.

Знаменитый своими горячими источниками горный курорт лежал под глубоким снежным покровом. Большинство гостиниц было закрыто, paботала только одна крупная гостиница и несколько средних и совсем маленьких пансионатов для туристов. Эрих остановился в одном из таких средних пансионатов, так как в гостинице жила Юлия, а с этого дня — и Ильза.

Она была восхитительна, эта молчаливая одинокая женщина, на которую указали Ильзе в ответ на ее просьбу показать ей Юлию. Юлия и в самом деле держала себя скорей, как вдова, чем как женщина, ищущая приключений.

Портье, приглашенный Эрихом в бар, в длинной беседе рассказал ему, что дама эта прибыла одна и живет в полном уединении. Единственно: ее ежевечерне вызывают по телефону из столицы, иногда она с час ждет этого вызова, но не было случая, чтобы вызов не последовал. Мужской голос, да. Это мог быть ее отец. Письма получались для нее только два раза, портье случайно вспомнил, что конверты были очень важные, с какой-то архитектурной фирмой. Сомнений не оставалось — это был ее отец.

Информация Ильзы была более богатой. Она прямо-таки бредила этой чудесной женщиной, которая действительно ранним утром принимала горячую ванну; Ильза получала ванну сейчас же вслед за ней, они встречались в комнате для ожиданий, обе — в пижамах, ночных туфлях и купальных халатах; здесь состоялось их знакомство, но для Ильзы это уже далеко не простое знакомство. Это — целое переживание.

— Она божественна, Эрих. Ну, а затем я подслушала ее телефонный разговор. Ах, как она любит его. Прежде, чем повесить трубку, она целует его.

— Она прелюбодейка.

— Смешно. Ты видел бы, как она плачет.

Чтобы лично убедиться во всем этом, Эрих подслушал очередной телефонный разговор Юлии — Ильза это устроила: две телефонные будки были рядом. Ильза вытащила его из будки, пот катился с него градом, на глазах стояли слезы:

— Это позор. Я не знаю, что там натворил мой брат. Но мы сегодня же едем назад. Здесь я приношу в жертву моим родным физическое и душевное здоровье.

На санях поехали к вокзалу, расположенному глубоко в долине.

— Твой брат — сухой деляга и ничего больше. Она дала ему отставку и этим ущемила его самолюбие.

Ильза совсем не собиралась утешать Эриха.

В утро приезда братья встретились. Эрих отважился на вопрос:

— Скажи, это не будет с моей стороны назойливостью, если я кое о чем спрошу тебя?

— Я только буду рад. Своими силами я все равно не выпутаюсь.

Отвернув лицо, он утомленно и вяло улыбнулся. Волнение Эриха росло.

— Послушай, Карл, насколько мне известно, Юлия — хорошо воспитанный, чуткий человек, безусловно неспособный на дурной поступок.

— Несмотря на все эти качества, она бросает меня.

— Значит, ты что-нибудь ей сделал.

— Ничего.

— Ты, действительно, любил ее, Карл? Прости меня.

— Ведь мы были женаты. Двенадцать лет. Двое детей.

— Ты любил ее?

Карл сидел против Эриха на диване. Он поднял руки, губы у него дрожали.

— Не мучь меня.

— Значит — ты любил ее?

Карл сжал кулаки.

— Ты хочешь свалить вину на меня. Не делай этого. Я не знаю. Я относился к ней, как мог. Она была моей женой, она меня оставила, пусть она вернется, ничего не случилось.

— Она не может. Она не захочет вернуться.

— Я ей ничего не сделал. Я дал ей все, что у меня было. Она не имеет права наказывать меня за то, что я такой, какой я есть.

— Почему ты такой, Карл? Ведь ко мне ты добр и к Марин был добр.

Дрожавшие мелкой дрожью руки Карла посту, кивали по столу.

— Я не виноват в этом. Я такой, какой я есть. Меня таким сделали. Я знаю сам, что я не справился. Но нельзя же заставлять меня платиться за это, ведь я отдал вам свою жизнь, такую, какая она есть, пусть плохую, — что я могу сделать, если это так? Ну да, плохую, я знаю, я поплатился за это шкурой, мне жить не давали.

— Кто, Карл? Почему? Не волнуйся так. Ради бога.

Руки Карла отбивали неровную дробь на блестящей поверхности стола. В ушах у Эриха стоял звон, вихрь каких-то звуков.