Пощады нет - [30]

О родных Пауля ей ничего не удалось разузнать. Он сказал ей, что четырнадцати лет приехал сюда из небольшого города, дома было слишком много ребят, здесь ему вскоре, — если вообще существует везение — повезло. Она несколько раз спросила об его планах — должен же он иметь что-нибудь определенное, прочное, надежное, какую-нибудь профессию; ему исполнилось 18 лет, он уже четыре года живет здесь, она просто не может этого понять. — Нет, ответил он, — какие же у него могут быть планы, все профессии трудны, и людей, занимающихся ими, больше чем нужно, — определенному ремеслу он никогда не учился, и комично — не правда ли? — представить себе, что он еще раз сядет на школьную скамью. Он рассмеялся. Нет, он никому не хочет составлять конкуренцию, он проживет и так, а вообще ему совсем не плохо, — сказал он, глядя в землю. Но внезапно, быстро и пристально посмотрел ей в глаза: — когда остаешься в стороне, видишь больше, слышишь больше, можешь составить себе более правильное суждение обо всем; в конце концов, в жизни есть еще кое-что, кроме сапожной или столярной мастерской, службы и воскресной прогулки с детской колясочкой, которую толкаешь впереди себя.

Где она однажды слышала уже такие речи? Парень, спокойный и статный, сидел на стуле в ее комнате, зажав между колен маленького Эриха. Да, так говорил ее муж, и после этого она все потеряла. Тревога заставила ее насторожиться. Пауль сказал что-то неладное, она стала сдержанней. Слушала его, уже не слыша, — перед глазами мелькало именье, лошадь в траве, тянущаяся головой к лежащему на земле без чувств хозяину, вот через широко открытую дверь его вносят в кабинет, кладут на диван, — картины высоко громоздились одна на другую, сдавливая ей горло. Перебивая Пауля, она сказала очень тихо, каким-то перехваченным голосом, он даже не сразу ее понял: Карл не пойдет по его, Пауля, стопам, она уже о сыне позаботилась, очень скоро, в начале октября, он поступит учеником к дяде на фабрику. До этой минуты у нее еще не было в этом полной уверенности, но после разговора с Паулем ей захотелось поскорей закрепить это решение.

Видимо, ее зрение и слух после этого момента разговора чрезвычайно обострились, ибо в миролюбивом тоне Пауля, который согласился, что это все очень хорошо и для Карла это несомненно лучше, ей послышалась насмешливая нотка. Или, может быть, она раздражена и вкладывает в его реплики то, чего в них нет? Под предлогом того, что ему хочется дождаться Карла, Пауль продолжал разговор. Наконец, спустив на пол Эриха, сидевшего уже у него на плече, он встал, и она изумленно поглядела на этого высокого, сильного человека с открытым, ласковым, пленяющим взглядом. А не поторопилась ли она в суждении о нем и не лишает ли она Карла хорошего товарища?

— Заходите к нам почаще, — попросила она, прощаясь.

Но, оставшись вдвоем с Эрихом, она почувствовала какую-то угнетенность, и Эрих сердился на нее за то, что она так сильно хмурит лоб и что подбородок у нее опять стал острый.

Взрыв

В те времена город, куда два десятка лет назад вступил во главе своих победоносных войск старый король, достиг уже значительного развития; из года в год росло число его жителей, количество зданий и благоустройство. Дряхлый повелитель жил точно на острове, пышно и грозно, в обособленных кварталах Галлереи побед, окруженный сыновьями, генералами и высшими сановниками, чьи дворцы, с его соизволения, высились рядом с королевским. Послушный народ, в свое время в знак благодарности за проявленное на войне мужество облагодетельствованный кое-какими свободами, по исконному своему простодушию использовал их самым разумным способом: весь народ, можно сказать, сверху донизу, трудился и трудился, считая своим долгом умножать могущество и богатство государства, чтобы со своей стороны отблагодарить за оказанные милости и быть во всех отношениях народом своего короля. Фабрика за фабрикой вырастали вокруг города, вовлекая в свои недра множество сельских жителей; наряду с научными институтами, музеями, академиями, генеральным штабом армии — и фабрики соревновались в придании блеска знаменам своей страны даже в мирное время.

Но вот в последние годы стало твориться что-то непонятное. Как не знает чужестранец, идущий по заботливо убранным улицам города, о том, что происходит за фасадами домов, хотя о многом можно прочесть в газетах, так не замечает он и зловещей тени, которая в последнее время омрачает победоносную красоту этого города. В стране, столицей которой был этот большой город, существовали, разумеется, и разные партии, и так как страна обладала высоко развитой индустрией, то была и своя рабочая партия. Рабочая партия существовала уже давно, как и все в этой стране, она была прекрасно организована, общеизвестны были ее требования, которые она провозглашала и распространяла, как верноподданная партия воинственного государства, она, наравне с другими, муштровала свою молодежь. В последнее десятилетие она, ввиду роста индустрии и устойчивости международного мира, все глубже и глубже врастала в те слои населения, которым, в сущности, она должна была бы себя противопоставить. Но вот, в стране, главным образом в столице, появились элементы, недовольные существующим положением вещей. Все чаще и чаще встречались люди, которые не только ссылались на давно утратившие силу слова из партийной программы, толковавшие о «действии», но прямо переходили к этому «действию». Вопросы бедности и богатства, конечно, далеко еще не были разрешены. Но все-таки рабочая партия добилась уже социального страхования на случай старости, болезни, безработицы. Строились убежища для бездомных, дети бедняков — о, конечно, не все! — посылались на летние каникулы в детские колонии, народу даровано было право известного участия в органах государственного самоуправления на основе имущественного ценза. И вдруг, несмотря на все эти успехи, маленькая кучка людей втемяшила себе в голову, что надо разрушить существующий порядок. Люди эти утверждали, что с государством победоносного короля невозможно никакое соглашение, а так называемые свободы, дарованные этим деспотом и преемником всех прежних деспотов, нужно употребить на то, чтобы загнать государство в тупик. Они высмеивали все представительные организации этой страны, называя их работу игрой в солдатики.