Пощады нет - [25]

Со смехом повернул он обратно во двор. Карл нехотя шел за ним, Пауль, видимо, намерен был подвести его к мусорному ящику. Уже почти совсем стемнело. Карл уперся — ему было обидно.

— Да чего ты, Карл, я просто хочу, чтобы ты понял, зачем они строят ночлежки. Они стараются убрать с улицы навоз. А навоз сам смиренно говорит: «Это верно, вид у меня неказистый». И он стекает по канавам, которые те построили.

Пауль стоял, прищурив глаза, и что-то соображал. На широком дворе, где одинокий красноватый огонь газового фонаря боролся с быстро опускающимися сумерками, прыгали две десятилетние девочки. Они перескакивали с места на место по начерченным ими на каменных плитах квадратам с фантастической настойчивостью. Пауль посвистел, одна девочка подбежала к нему, другая осталась сторожить квадрат. Пауль взял девочку за косы, что-то шепнул ей на ухо, она кивнула и понеслась в глубь дома, крикнув подружке:

— Сейчас приду, только передам кое-что.

Пауль и Карл побрели, не торопясь, по вечерним, уже стемневшим улицам. Они углублялись в центр столицы — в лице у Пауля была какая-то ледяная ясность — движение становилось все оживленнее, и вот, на небе показалось нечто, чего Карл никогда еще не видел. Многие прохожие глядели туда. Вдалеке, на фоне алеющего светлого неба, чернел силуэт. Это были очертания горделивых, господствующих над городом королевских дворцов и Галлерея побед. Всех, кто на шумной улице смотрел на них, на несколько секунд охватывала тишина. Пауль обвил рукой плечи Карла

— Фата-Моргана. Странник в пустыне умирает от жажды и видит в облаках озеро, окруженное пальмами. Они сидят там на вершине горы, а мы здесь копошимся в болоте. Но нас даже в болоте не оставят. Начнется чистка, и мы вымрем. Ты и сам видел, они ведь нам ничего не делают, они позволяют нам жить.

С глубоким волнением слушал Карл.

— Время от времени они спускаются вниз с горящими факелами и выжигают нашего брата. Это, когда у нас здесь становится очень уж тяжко, очень уж гнусно. Мepa эта необходима, потому что ночлежек нехватает, и навоз, в конце концов, перестает покорно выстраиваться в очередь у стены и затопляет улицы.

Теперь Карл понял выражение лица Пауля: это была холодная вражда.

Рука Пауля лежала на плече у Карла.

Новый мир

И еще одну такую вечернюю прогулку совершили они. Что делал все эти дни Пауль, Карл никак не мог дознаться. Во всяком случае, на рынках и на прилегающих к рынкам улицах его не было. Карл попрежнему работал в мясной лавке, потом у двух зеленщиц. На Пауля был большой спрос на рынке, он мог бы иметь массу работы, но он не показывался. Его хозяин-фруктовщик всерьез предположил:

— Парень, наверное, завел собственную торговлю.

Ребята и девчонки из банды, с которыми Карл, чтобы разузнать что-нибудь о Пауле, снова стал водиться и даже однажды посетил их «отель», как будто не замечали его: с тех пор, как он сбежал, он стал им подозрителен. Относительно Пауля, пользовавшегося у них громадным авторитетом — из них никто бы не решился сказать о нем что-либо пренебрежительное — они полагали, что он, наверное, нашел себе девчонку и гуляет с ней, скоро вынырнет снова.

Как искал его Карл! Никогда еще не знал он такой дружбы. Или, как это называлось, — то, что не давало покоя и даже пугало? Но Пауль на самом деле был каким-то особенным. Другие тоже выделяли его. С ним никто не был на короткой ноге. Он как-то подчинял себе людей. Итти с ним рядом почиталось за честь, его всегда можно было встретить с каким-нибудь парнем или девочкой, которые его обожали. Он безусловно обладал какой-то притягательной силой. При этом его никак нельзя было назвать общительным, он, в сущности, всегда держался особняком.

Карла угнетало, что забота о матери, он сам не знал почему, отодвинулась на задний план. Разве на поиски заработка выходил он теперь утром из дому? Дома ничего не изменилось, только мать после той страшной ночи и больницы стала спокойней и мягче, притока средств не было, они проедали своя последние гроши, помощи ниоткуда не предвиделось, все надежды свои мать сосредоточила на нем. — А что делал он?

Как-то вечером Пауль неожиданно появился на площади, где они обычно встречались. Карл увидел его первым; Пауль был, как всегда, в чистом костюме и легкой фуражке, только несколько рассеянней обычного. Карлу было грустно и стыдно, что Пауль настолько ни во что его не ставил, что даже не говорит, где он пропадал. Спросить Карл не решался. Увидев приближающегося к нему Карла. Пауль поднял руку.

— А вот и наш барчук!

Потоптавшись с ним некоторое время на площади под деревьями, Пауль взял его под руку, и они поплыли по улицам через площади, уходя из круга рынков.

Широкий проспект с рядами фабрик и огромных жилых домов по обеим сторонам вел на север, за город. Трамваи и автобусы мчались по мостовой, деревья выстроились вряд вдоль малолюдных, слабо освещенных тротуаров.

Один раз они оглянулись на город. Они увидели небо, но это не было большое и черное, безмолвное ночное небо, тяжелая торжественная ночь, увешанная зыбкими мерцающими гирляндами, спокойно и счастливо глядящая на землю — свое дитя. Земля высоко отбросила небо, разорвала его, продырявила тысячью тысяч огней. Кроваво-огненный свод воздвиг над собой город, чтобы даже ночью обособить себя от неба и его тайн и быть только городом, городом, городом. Телом, из которого ушла душа и которое, разлагаясь, фосфорисцирует, — таким представлялся во мраке этот гудящий, грохочущий большой город.