Пощады нет - [24]
— Это безобразие, слышишь, и женщине этой тоже невмоготу все вместе взятое. Они ее со всех сторон затолкали, потому-то и она толкнула.
— Кто — они?
— Девчонка попалась ей под ноги. Случайно это оказалась она. Мог быть и кто-нибудь другой. Например, ты.
И вынув изо рта папиросу, он сплюнул и постучал Карла по лбу.
— Осел! Катись, пожалуйста, к таким же ослам, как ты.
Он круто повернул обратно, оставив Карла одного. Целый день затем Карл искал его. Мать, которой Карл рассказал о случае с ребенком, страшно возмутилась жестокостью и низостью женщины, но поверила в этот ужасный случай, только прочитав заметку о нем в газете. (Она не хотела верить… Но не так уж много времени пройдет, — и год, чреватый тяжелыми событиями для всей их семьи, обогатится еще одним: она сама нанесет своему старшему сыну, с которым она сейчас так миролюбиво болтает, удар, незаметный удар в сердце, от которого он всю свою жизнь не оправится.)
Назавтра Карл неожиданно встретил Пауля недалеко от своего дома. Это было вечером. После знойного, пыльного дня повеяло прохладой, все высыпали на улицу, и Карл торопился домой, чтобы зайти за матерью и посидеть с ней, может быть, на одной из больших площадей, где вокруг памятников, под жалкими буками, отдыхал мелкий люд и играли нищие музыканты. Но, не доходя до дому, он увидел Пауля, которого выплеснула, ему навстречу людская волна. Карл, оробев, заколебался, но затем все-таки отважился и подошел к нему. Они пошли, редко перебрасываясь словом, по улице. Чудесно было так бесцельно брести прохладным вечером рядом с этим длинным парнем, чудесно! Он не отдавал себе отчета, почему чудесно: мать ведь там сидела одна, и это его беспокоило. Оба шли, заложив руки в карманы, по улице группами слонялась молодежь, и они оба — тоже здесь, они — тоже часть города, вечера, людской толпы. Потом Пауль повел его зигзагами по узким пустынным улицам, он, видимо, наметил себе какую-то цель. Наконец, они остановились перед большим серым зданием, низким и длинным, напоминавшим галлерею. На доме этом лежал отпечаток чего-то сурового и печального. Он был как большой гроб. Низкие ворота были заперты, около них стоял шуцман, а немного поодаль — бедно одетый старичок в форменной фуражке. Шуцман и старик сторожили большой безмолвный дом, перед стариком во весь квартал и еще дальше, загибая за угол, тянулась очередь смирных, терпеливых людей, из них многие были стары, все — бедны, нищенского вида, кое-кто — в шляпах. Прижавшись к стене, люди смирно стояли и ждали сигнала, когда можно будет войти в дом: это было убежище для бездомных. На противоположной стороне, на пороге своих жилищ, стояли мужчины, женщины и дети. Дети гоняли игрушечные обручи, никто не обращал внимания на темную ленту людей, выстроившихся в ожидании перед шуцманом и стариком в форменной фуражке.
Пауль и Карл прошлись медленным шагом вдоль очереди. Пауль кого-то искал, чья-то рука протянулась к нему, когда они почти дошли до угла. Пауль шопотом заговорил с человеком в тяжелой пелерине, уже немолодым; стоявшие за ним сдвинулись теснее, опасаясь, как бы Пауль не втерся в очередь. Через несколько минут Пауль распрощался с человеком в пелерине, тот дал ему какую-то записку и указал на противоположный ряд домов. Вместе с Карлом Пауль перешел улицу. Войдя в дом с многочисленными дворами, Пауль долго кого-то разыскивал, наконец, на одной из лестниц встретил женщину с настороженным взглядом. Пауль что-то шепнул ей, она испуганно подняла на него глаза, но он протянул ей записку, и она улыбнулась изумленно и обрадованно, оглянулась по сторонам; затем они сошли во двор, Карл держался позади. Наконец, молодая женщина, по виду фабричная работница, крепко пожала Паулю руку, бросив мимоходом и Карлу светлый взгляд.
Настроение у Пауля сразу переменилось к лучшему, впервые за сегодняшнюю встречу он взглянул на Карла. Выйдя за ворота, они снова стали наблюдать за очередью перед ночлежкой. Пауль заговорил.
— Между прочим, я узнал о той — вчерашней — женщине, она уже в тюрьме, а дети в сиротском доме, так как у отца нет времени возиться с ними. Нынче о людях заботятся…
Он усмехнулся.
Карл никогда не видал ночлежки и спросил:
— Их там и кормят?
— Отчего же, за несколько пфеннигов там и кормят. Можешь даже кутить. Вшам тоже оказывается особое внимание. В ночлежку не смеет проникнуть ни одна вошь, иначе она будет арестована. Теперь строят новое огромное убежище, — его только и нехватает, — целый дворец, он будет выложен, наверное, мраморными и каменными плитами, великолепный замок, просто самому хочется заделаться бездомным.
Какую неуверенность испытывает Карл перед этим парнем! Он думает, что это на самом деле было бы неплохо, но он едва осмеливается что-либо сказать.
— Я никогда не был внутри, — говорит он осторожно.
— О, там не так плохо. Мне приходилось ночевать в гораздо худших условиях. Все очень аккуратно, шуметь нельзя.
Карл кивнул. Пауль расхохотался.
— Те, что там ночуют, большинство, — спроси их, — тоже думают, что там хорошо. Если бы они так не думали, они бы не стояли здесь и всего этого огромного дома не было бы. В большинстве случаев они еще глупее, чем вчерашние женщины. Ты видел когда-нибудь мусорный ящик? Если ты его долго будешь рассматривать, то поймешь, что такое ночлежка. Но нужно долго рассматривать и хорошенько внюхаться. Поднять крышку.
Роман «Берлин — Александерплац» (1929) — самое известное произведение немецкого прозаика и эссеиста Альфреда Деблина (1878–1957). Техника литературного монтажа соотносится с техникой «овеществленного» потока сознания: жизнь Берлина конца 1920-х годов предстает перед читателем во всем калейдоскопическом многообразии. Роман лег в основу культового фильма Райнера Вернера Фасбиндера (1980).
В марте 1923 года в Берлинском областном суде слушалось сенсационное дело об убийстве молодого столяра Линка. Виновными были признаны жена убитого Элли Линк и ее любовница Грета Бенде. Присяжные выслушали 600 любовных писем, написанных подругами-отравительницами. Процесс Линк и Бенде породил дискуссию в печати о порочности однополой любви и вызвал интерес психоаналитиков. Заинтересовал он и крупнейшего немецкого писателя Альфреда Дёблина, который восстановил в своей документальной книге драматическую историю Элли Линк, ее мужа и ее любовницы.
Роман «Три прыжка Ван Луня» сразу сделал Альфреда Дёблина знаменитым. Читатели восхищались «Ван Лунем» как шедевром экспрессионистического повествовательного искусства, решающим прорывом за пределы бюргерской традиции немецкого романа. В решении поместить действие романа в китайский контекст таились неисчерпаемые возможности эстетической игры, и Дёблин с такой готовностью шел им навстречу, что центр тяжести книги переместился из реальной сферы в сферу чистых форм. Несмотря на свой жесткий и холодный стиль, «Ван Лунь» остается произведением, красота которого доставляет блаженство, — романтической, грандиозной китайской сказкой.
Альфред Деблин (1878–1957) — один из крупнейших немецких прозаиков 20 века. «Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу» — последний роман писателя.Главный герой Эдвард потерял ногу в самом конце второй мировой войны и пережил страшный шок. Теперь лежит на диване в библиотеке отца, преуспевающего беллетриста Гордона Эллисона, и все окружающие, чтобы отвлечь его от дурных мыслей, что-нибудь ему рассказывают. Но Эдвард превращается в Гамлета, который опрашивает свое окружение. Он не намерен никого судить, он лишь стремится выяснить важный и неотложный вопрос: хочет познать, что сделало его и всех окружающих людей больными и испорченными.
«Горы моря и гиганты» — визионерский роман Альфреда Дёблина (1878–1957), написанный в 1924 году и не похожий ни на один из позднейших научно-фантастических романов. В нем говорится о мировой войне на территории Русской равнины, о покорении исландских вулканов и размораживании Гренландии, о нашествии доисторических чудищ на Европу и миграциях пестрых по этническому составу переселенческих групп на территории нынешней Франции… По словам Гюнтера Грасса, эта проза написана «как бы под избыточным давлением обрушивающихся на автора видений».
Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.
Книга первая. Посвящается Александру Ставашу с моей горячей благодарностью Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.
Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.