Посещения запрещены - [20]

Ж. боится одиночества, сегодня его первая ночь без соседки (Л. уехала этим утром; за минуту до того, как меня срубило от капельницы, мы крепко обнялись и передали друг другу все то тепло, которое накопилось за недолгие дни вместе). Но Ж. плакал не из-за этого.

Когда песня закончилась, Ж. сказал: «Какие красивые слова». Я победно оглянулась на свою соседку, которой Меладзе не нравится.

Пойдем покурим.

Мы с Ж. сели на подоконнике в курилке – больше никто не использует это место как туалет. Я аккуратно спрашивала его о том, почему он плакал. Я старалась делать это мягко, обходя и без того глубокие раны. Его лицо теряло очертания в дыме электронных сигарет. За большими окнами с решетками был город, пробки, свет высоких зданий – эта суета нас не трогала. Я даже рада остаться на Новый год тут – вдали от ритма, за которым я не успеваю.

Мы говорили, говорили. Не знаю, стало ли ему легче. Я пошла с ним в его палату и уложила в постель. Мы обнялись, и я повторила:

Если будет плохо, приходи спать ко мне, мы поместимся.

Я пошла в свою палату, думая о том, какой странный у нас теперь состав. К нам перевели последнего оставшегося мужчину из другого блока, и ему точно тут одиноко. Он хотел помочь мне сегодня с тяжелым чайником, но у меня не было настроения общаться.

А П. в одиночке. У нее высокая температура и кашель, но почему-то это не отвадило ее от привычки гулять по коридорам в цветастом платье в пол. Утром она звала меня: «Зайчик, зайчик». Я подошла ближе, потому что она была в маске. Она протянула мне пакет: «Зайчик, отнеси это под ёлочку, это подарок, там все написано». Я отнесла, а после воспользовалась антисептиком.

Сейчас, когда я вышла из душа, П. снова гуляла по коридору, все еще в платье, но маска была задрана наверх, как шапочка. Она сказала: «Зайчик, там тебя подарок под елочкой ждет, посмотри завтра».

Нас в отделении осталось пятеро.

25 декабря 2020

Если ты хорошая, то и я хорошая

Мы с Ж. плачем в туалете в обнимку, целуем мокрые щеки и как самые беспомощные люди в мире не знаем, как друг другу помочь.

* * *

Друзья сделали мне чудесный рождественский подарок. Он сильно меня тронул. Наверное, я не была готова к такому большому жесту. Я бесконечно благодарна, но, не совладав с эмоциями, я ушла в неконтролируемую истерику и пошла по всем кругам самобичевания.

Нет, я не могу сказать себе: «Ты заслужила этих людей вокруг и можешь принять этот подарок». При депрессии сильно меняется восприятие реальности, поэтому в слезах, еле контролируя губы, я стучусь к медсестре, с которой мы так сблизились за последнее время – многие заболели, и она часто выходит на смены, а сегодня утром, пока она ставила мне капельницу, я рассказывала ей про биозавивку.

«Лерочка, ты чего?»

Я прошу ее сделать мне укол, у меня есть разрешение от врача – на случай истерик; мне дополнительно вкалывают наркотические транквилизаторы.

Я плачу все время, что она говорит со мной, плачу во время укола. Она предлагает мне прилечь в палате, и я валюсь в гору использованных салфеток, шаря рукой в поиске самых сухих из них. Рядом ложится Ж. – он сегодня переехал в смежную с нами палату, – он мягко гладит меня по руке и говорит, что я хорошая. На его руках нет живого места, они исполосованы как минимум до локтей. Раньше я думала, что он задирает рукава, чтобы показать эти изрезанные руки и то, как ей плохо. Но оказалось, что он их очень стесняется и пытается принять себя и то, что с собой сделал.

Мы лежим, так проходит какое-то время. Я затихаю.

Пойдем покурим.

Мы выходим из палаты и слышим, что в холле плачет моя соседка – О. Мы, не сговариваясь, меняем курс и подсаживаемся к ней, чтобы обнять, но она вскакивает как ужаленная. Это значит, что у нее сейчас самый высокий уровень тревоги, и ее лучше не трогать. Позже мы узнаем, что эта истерика у нее случилась тоже из-за подарка моих друзей – у нее друзей, по ее словам, нет.

Мы с Ж. беремся за руки и идем в курилку. Садимся на подоконник друг напротив друга. Обрывисто говорим, плачем.

Ж. взрывается фразами о том, как он себя убивает и что он ничего не может с этим поделать.

В горящей от слез голове я вылавливаю фразу, очень хорошую на самом деле, – ее мне как-то сказала моя чудесная ординаторка.

Ты не виновата в том, что ты болеешь.

Дамбу прорвало. Ж. зарыдал так, что я слезла с подоконника и сказала, что пойду поищу его врача. В холле я нашла санитарку, передала эту просьбу ей и поспешила вернуться к Ж., чтобы он ничего с собой не сделал. У нас неострое отделение, но я все равно беспокоюсь.

Мы обнимались, тряслись от слез в темном туалете, целовали мокрые щеки и держали друг друга как могли.

Если ты хорошая, то и я хорошая.

* * *

28 декабря 2020

Нас в отделении теперь шестеро

Моя соседка О., которая много рисует и часто говорит о своем медведе из икеи – Захаре.

Наш сосед из смежной комнаты – Ж. У него много проблем, и он тонко балансирует между жизнью и смертью, но я так нежно его люблю. Змею хной он мне нарисовал.

Та-самая-П. Она в одиночке. Температуры у нее уже нет, но на всякий случай ее держат в изоляции (мы не против).

Последний мужчина из блока. Он вроде рад женскому обществу, не навязывается. Видно, что ему хочется общаться; к счастью, он никого не принуждает.