Поручик Ржевский, или Любовь по-гусарски - [18]

   - А ежели б царь?

   - Александр?

   - Да.

   - Тоже ничего. Говорят, у него любовниц мильон и незаконнорожденных младенцев целый монастырь.

   - Врут люди, - сказал царь. - Не целый монастырь, а только половина.

   В этот момент поблизости два раза что-то громко стукнуло. Царь вздрогнул, отпрянув от девушки на другой конец дивана.

   - Что вы, Александр Палыч, это поручик сапоги снял.

   - Ах да!

   - Мы будем с вами любовничать или нет? - не выдержала Машенька.

   - Непременно, мой ангел. Сейчас у нас вырастут крылышки.

   Пока Александр I еще только собирался проявить свои лучшие мужские качества, поручик Ржевский уже успел доказать своей даме, что гусары гарцуют на женщинах не хуже, чем на лошадях.

   - Поручик, вы прелесть, - щебетала счастливая Екатерина, теребя ему каштановые кудри.

   Поручик улыбался и жмурился как кот.

   - Притомились, душенька?

   - Немножко. Может, все-таки постель разберем?

   - Жэ ман бран, - сладко потянулся он.

   - Что? Я не совсем поняла.

   - Я говорю, накакать мне на это.

   - Фу, как вы выражаетесь.

   - Пардон. Зачем надо было просить перевести?

   - Но вы же знаете, как мы, женщины, любопытны.

   - Да уж, - почесал за ухом Ржевский, - хоть к ноге привязывай.

   - Кого, нас? Зачем?

   - Да не вас... Любопытство ваше меня больно раззадоривает.

   - Так в чем же дело? - промурлыкала она. - Идите сюда...

   - А я уже здесь...

   Когда самое интересное опять было позади, поручик деловито поинтересовался:

   - Катюша, вы замужем?

   - А что, предложение решили сделать?

   - Нет, честно, замужем?

   - Ну, замужем.

   "Слава богу, - подумал Ржевский, вытирая пот со лба. - Не будет с женитьбой приставать". У него словно камень свалился с плеч. Почувствовав прилив свежих сил, он ткнулся носом ей в ключицу.

   - Катюша, ягодка моя... малинка...

   - Опять?! - изумилась Екатерина. - Дайте хоть отдышаться.

   - Жэ ман бран, - сказал Ржевский, залезая на нее.

   - Поручик, вы чудо-о-о-вище...

   - За это меня и лю-у-у-бят.

   Спустя некоторое пикантное время, Екатерина лежала, раскинувшись на кровати, совершенно без чувств. Ржевский приложил ухо к ее груди.

   - Кажется, стучит.

   - Я не м... я... у... - промычала женщина.

   - Чего?

   - Не трожьте меня, я вся... горю. Подите... сьешьте яблоко... что хотите... оставьте...

   - Не хочу я яблоко, хочу мою ягодку, мою малинку...

   - Говорят вам, хватит, - вяло отбрыкнулась Екатерина.

   - Ладно, Катюша, отдыхай. Хочешь, я тебе пока загадку загадаю?

   - Ну, хочу.

   - В небесах клинок, на земле копыта.

   - Ой, поручик, зачем вы меня смущаете, я стесняюсь...

   - А чего там стесняться. Это гусар на лошади.

   Екатерина растянула губы в мученической улыбке.

   - Люблю, когда женщина улыбается, - сказал Ржевский, погладив ее по ноге. - Меня это вдохновляет.

   - Перестаньте, я устала. Дайте же наконец отдохнуть!

   Она перевернулась на живот, опрометчиво явив взору поручика две аппетитные ляжки. Ржевский алчно подкрутил усы.

   - Можно и так, - пробормотал он. И стал пристраиваться сверху.

   Екатерина с воплем откатилась в сторону, полубезумным взглядом уставившись на него.

   - Поручик, вы животное!

   - Я гусар, - возразил он.

   - Вы понимаете, что я больше не могу. Не могу! Не могу!!

   - Да ты лежи, Катюша, лежи. Отдыхай, душечка. Я же тебя не неволю. Я сам все сделаю.

   Решительно встав с кровати, Екатерина принялась быстро одеваться.

   - Ну куда ты, ну зачем ты... - расстроился Ржевский.

   Она бросила ему в ноги штаны.

   - Побаловались и хватит.

   - Екатерина, не дури. Давай еще поваляемся.

   Он протянул к ней руки, надеясь поймать ее за бедра.

   - Не могу-у-у!!! - завизжала она.

   И схватилась за саблю.

  

   Глава 17

   Она, он и Наполеон

  

   - Я все же полагаю, Машенька, война с Наполеоном будет, - говорил царь, тычась носом в девичье плечо. - Непременно будет.

   - Вы, Александр Палыч, рассуждайте, сколько хотите, только, умоляю, не останавливайтесь.

   - Да, да, примите мои извинения... Этот проклятый корсиканец не успокоится, пока не подожжет Москву.

   - Что-то я никак не подожгусь. Прибавьте, Александр Палыч... порезче! порезче!

   - Да, да... он всех будет резать. Он сам про себя говорит, что ни во что не ставит и миллион человеческих жизней.

   - Ой-ой-ой, умираю...

   - Что такое? Что с вами?

   - Не спрашивайте... - Машенька закатила глаза, вся сделавшись пунцовой. - Шевелитесь же, бога ради. Вы можете ругаться матерно?

   - Не могу, воспитание не позволяет.

   - Попробуйте, миленький, ну пожалуйста, попробуйте. Я это обожаю. Ну же! Ну!

   - Наполеон, сволочь! - воскликнул царь. - Якобинец чертов, гад, ублюдок, собака, сука, кобель, зараза.

   - О-о-о, как хорошо. Мать... мать его помяните...

   - Наполеон, твою мать! - разошелся император, чувствуя, что дело близится к развязке. - Чтоб ты сдох!

   Машенька металась под ним, царапая его плечи, и шептала, словно в бреду:

   - Еще, еще... как сладко...

   - Наполеон, твою праматерь! Отца твоего и братьев! У-у-у...

   Еще мгновение - и все было кончено.