Поручик Бенц - [57]

Лихорадочное возбуждение, от которого его бросало в дрожь, немного улеглось, когда он сообразил, что скоро все выяснится.

Ему захотелось выпить. В буфете стояли ликеры. Достав бутылку шартреза, он отхлебнул из горлышка. В зеркале буфета он увидел свое лицо – смертельно бледное, осунувшееся, обросшее густой медно-красной бородой, с помутневшими, расширившимися глазами и жестокими складками возле губ.

Бенц вздрогнул: это было лицо убийцы!

Если ревность, столкнувшись с непреложными фактами, убивает нас или приводит к убийству, сомнение – это жестокий и подлый мучитель, действующий исподтишка.

Пусть Елена назначила свидание. Но почему тот, с кем она задумала провести вечер, непременно ее любовник? Хотя Бенц находился уже на грани безумия, он все-таки понимал, что ясных и веских доказательств ее измепы у него нет. Оставалось только ждать, как ни тягостно было ожидание. Неимоверным напряжением он пытался сохранить ясность мысли и не давать воли бушевавшему в груди чувству мести. Внезапно ему пришло в голову осмотреть другие комнаты.

Сначала он зашел в турецкую комнату. Шторы опущены; в полутьме к знакомому дурманящему запаху Елениных духов примешивался легкий аромат роз. Бенца передернуло от отвращения. Знакомые диван, ковры, подушки, посуда на низком столике, этажерки с кальяном. Возбуждающее, сладострастное сочетание красных и желтых тонов, золотых и серебряных отблесков, хотя и приглушенных полумраком, слепило глаза. Бенцу стало так тяжко, что он чуть было не расшвырял и не перекорежил все в этой ненавистной комнате. Но он сдержался. Дом был чужой. Весь его гнев и отвращение выразились в стремительном движении, когда он, повернувшись к выходу из комнаты, что-то опрокинул со столика.

Бенц оглянулся. Оказывается, он уронил на ковер букет роз. Только теперь он заметил, что цветы стояли в камышовой корзиночке с ручкой, перевитой широкой шелковой лентой. Бенц даже не подумал собирать рассыпавшиеся по ковру розы, но вдруг среди цветов он увидел визитную карточку. Бенц наклонился и поднял ее. Несколько секунд он глядел на карточку с поразительным и ясным ощущением, что жизнь уходит от него, что возвращение к жизни уже невозможно. Пальцы у него задрожали, карточка выпала из рук. Теперь Бенц знал, с кем Елена собралась провести вечер.

На карточке значилось:

LAFARGE PIERRE JEAN

Capitaine de 148-иme de spahis.

Машинально, не слыша звука своих шагов, Бенц прошел в столовую и встал за шторой у окна, выходившего на улицу. Несколько бледных лучей низкого октябрьского солнца проникали в комнату, как последние проблески Жизни.

Долго ждать ему не пришлось.

Когда Елена и капитан Лафарж остановились перед парадной дверью, Бенц судорожно схватился за пистолет.

XXI

Убить обоих!.. Вот решение, которое в тот миг всецело захватило Бенца. От всех процессов в сознании остался лишь импульс – нажать на спуск пистолета. Еще полминуты, и это почти инстинктивное побуждение превратится в беспорядочные выстрелы. Впоследствии Бенц не мог вспомнить себя с момента, когда он увидел любовников перед дверью – а что они любовники, в этом он уже не сомневался, – до их первых шагов в прихожей. То были минуты полного отключения сознания. Он так и не понял, какой-то психологический механизм или воля провидения вмешались именно в этот миг, когда оп готов был выйти в прихожую и стрелять, но так или иначе он положил пистолет на стол и устало опустился в кресло. Возможно, его остановил возникший по неведомой ассоциации образ Гиршфогеля. Бенц вспомнил искаженное и жуткое лицо в ту кошмарную ночь год назад, когда Гиршфогель в приступе лихорадки предсказывал, что Бенц убьет Елену. «Как я убил свою жену!» – кричал Гиршфогель. Зловещий крик пронзил теперь совесть Бенца, он вспомпил свое тогдашнее омерзение. Лишить жизни двух людей, которые пришли, не подозревая, что он здесь!.. Выскочить, как из засады, и, стреляя, читать в их глазах немой ужас перед смертью, видеть, как они последним движением вскидывают руки, тщетно заслоняясь от убийцы! Чем не адская пытка смотреть, как прекрасное тело Елены, которое он не раз сжимал в объятьях, корчится на полу в луже крови? Вечностью покажутся секунды, пока последнюю пулю не пошлешь в свое сердце!.. А если он решил убить себя, зачем убивать ее?

Бенцу стало стыдно за слабость духа, толкавшего его на жестокое и бессмысленное преступление. Насколько легче убить провинившуюся женщину, чем оставить ее в живых! И насколько больше нравственных сил нужно, чтобы проглотить унижение и простить измену, чем жить, как Гиршфогель, упиваясь торжеством отмщенной гордыни!..

Пока Бенц, потрясенный и разбитый, сидел в столовой, испытывая облегчение от того, что не осуществил своего намерения, Елена с капитаном Лафаржем вошли в гостиную, смежную с турецкой комнатой. Дверь в столовую была полуоткрыта, и Бенц слышал их голоса. О, как ясно понимал он любовную игру голосов, страстное прикосновение душ – прелюдию дальнейшей близости! Не пережил ли он с Еленой такие же часы, когда каждый следующий миг был новым откровением для его любви? Тот же плавный поток слов, прерываемый паузами, усиливавшими магию речи, те же внезапные повышения голоса, те же порывистые восклицания, которые восстанавливали в его памяти блеск ее глаз, милые сердцу жесты!.. Бенцу казалось, что он вспоминает далекий, полузабытый сон…