Порученец царя. Персиянка - [21]

Широко ходили слухи о самых жутких умерщвлениях пленников, особенно русских и христиан. И слухи эти ещё задолго до Жигулёвских гор, уже при отплытии из Казани вниз по течению или из Саратова вверх против течения тревожили души даже самых бесстрашных купцов и кормчих, прочих представителей корабельного люда. Неудивительно поэтому, что владелец корабля, на котором очутились Удача и его спутник, торопился спуститься к Казани, где собирались караваны судов для совместного отплытия на Низ Волги. Это устраивало Удачу. Столкнувшись с Плосконосом в Нижнем Новгороде, угадав его враждебные намерения в поступке нижегородского воеводы, он не сомневался, что тот постарается опередить своего ненавистного противника и раньше прибыть в Астрахань. Без подорожного пропуска у царского порученца легко могли возникнуть непредвиденные сложности в отношениях с астраханским воеводой Иваном Прозоровским, близким Морозову человеком. И наверняка их не удалось бы избежать в том случае, если бы Плосконос успел подготовить Прозоровского должным образом.

Но к отплытию большого каравана они опоздали, и опоздали всего на полусутки. Следующий же караван мог отправиться через неделю, не ранее, – нужно было дождаться сбора достаточного числа судов, чтобы вскладчину, не обременительно для хозяина каждого такого судна, нанять воинов и пушки с пушкарями. Купец заметно расстроился, и не скрывал причины. Если ему не удастся прибыть к договорному сроку в Астрахань, его перекупщик, армянский купец, отбудет в Персию, и придётся платить за склады и потерять время на обороте денег, из-за чего недополучить значительной доли навара, на который он рассчитывал. Под влиянием таких соображений он решился согласиться на убедительные доводы Удачи и дал распоряжение кормчему закупить всё необходимое, чтобы отплыть с зарёй. К такому решению его подталкивали и надежды догнать караван до самых опасных участков Жигулёвских гор.

Едва заря окрасила восточный край небосклона, как на корабле начали готовиться к продолжению речного пути. В разгар подготовки, от малолюдных в столь ранний час посадских улиц к пристани торопливо подошёл широкий в кости мужчина средних лет, вид которого сразу же напоминал о существовании особого племени кузнецов. Встреченный спрыгнувшим с корабля на пристань Удачей, он передал ему перевязанный бечёвкой холщовый мешок с небольшим, однако тяжёлым грузом, который выпирал бочковидными округлостями.

– Выполнил всё, что было заказано, – заговорщически сообщил он надтреснутым голосом. Сам развязал бечёвку, чтобы заказчик глянул внутрь. Получая от него щедрую доплату, повеселел и добавил: – Всю ночь делал.

Удача без промедления возвратился на палубу судна, в котором ждали только его. Сразу же освободившись от пут канатов, которыми только и удерживался у казанской пристани, корабль вздрогнул, грузно вздохнул поскрипыванием дерева и тронулся, отчаливая от прибрежного настила. Пока все были озабоченно заняты отплытием к глубокой воде и установкой паруса, Удача быстро отнёс мешок к своим вещам и собственноручно завязал бечёвкой, не желая никому показывать своей покупки. Купец хотел было полюбопытствовать о купленном им у кузнеца товаре, но отплытие корабля в одиночку, вне караванного стада вновь растревожило его противоречивыми расчётами и прикидками, страхами и надеждами, и он предпочёл, как и прежде, избегать не обусловленного необходимостью общения со странными и не склонными к откровенности попутчиками.

День отплытия и следующий день были ясными, веселили взоры бликами солнечных лучей на чешуе реки, красками осенних деревьев, кустарников, трав по обоим берегам. Ветер был попутным, дул с севера, а пойманный парусом охотно подгонял корабль. И когда справа показались низкие гряды и отроги начала хребта Жигулёвских гор, они не вызвали у корабельщиков и купца тревоги, какую те ожидали ощутить при виде удобных для разбойных засад укрытий. Но к сумеркам настроение на корабле стало меняться. Дурная слава окрестных мест начинала беспокоить и самое бедное воображение, напоминать о себе всплесками рыбы в воде, шорохами ветра в парусе, скрипами палубы, внезапными взлётами птиц у чащ горных обрывов.

Чем темнее становилось низкое и малооблачное небо над теснимой горами рекой, тем купец чаще и больше раскаивался, что позволил уговорить себя довериться судьбе, втянуть в игру с непредсказуемыми опасностями, какие подстерегают корабль вблизи таких мест надвигающейся ночью. А ночь обещала быть ясной, судно будет видным на реке издалека, что удобно для устроителей разбойных засад. И настойчивые уговоры Удачи плыть вдогонку каравану, восстанавливаемые растревоженной памятью с мельчайшими подробностями, представились купцу в ином свете, казались всё очевиднее подозрительными. Уж, не из разбойной ли шайки его странно объявившиеся на корабле попутчики, явно бежавшие от властей Нижнего Новгорода? Даже полученная щедрая плата за разрешение плыть с ним до Астрахани стала только убеждать его в их коварных замыслах. Не завлекают ли они его и корабль к притону разбойников, не готовят ли ему ограбление и гибель? Он стал приглядываться к Удаче и сделал неутешительный вывод, что того будто и не смущают горные утёсы, обрывы и таинственные седловины. Тогда как ему самому они представлялись мрачным подобием выстроенной древними великанами и растянувшейся в бесконечную полосу, изрезанной столетиями стены, из каждого заливчика у которой можно ожидать внезапного дикого посвиста, улюлюканья и появления россыпи разбойных челнов и лодок, хищно устремляющихся наперехват беззащитным речным путникам.