Портреты заговорили - [13]
Вокруг замка долго сохранялся ров, но барон Густав, купив в 1846 году Бродяны у прежних владельцев, венгерских аристократов Brogyanyi, велел засыпать этот остаток тревожной старины. Об обстановке замковых покоев я уже говорил. Она почти целиком старинная. Сохранилось и немало вещей, принадлежавших Александре Николаевне: её бюро работы русских крепостных мастеров, к сожалению, переделанное, несколько икон, столовое серебро, печати с гербами Гончаровых и Фризенгофов, под стеклянным колпаком маленькие настольные часы — очень скромный свадебный подарок императрицы Александры Фёдоровны фрейлине Гончаровой.
Из парка мы поднимаемся на холм к часовне. Его когда-то голые склоны Наталья Густавовна велела засадить соснами. Теперь это уже большие деревья. Место для семейной усыпальницы герцог Элимар выбрал живописное. Внизу виднеются замок и парк, уходит вдаль долина речки Нитры. Синеют невысокие здесь словацкие горы. Вельсбург открывает склеп. Первым от входа на бетонном постаменте стоит серебристый с золотом гроб с немецкой надписью на щитке:
БАРОНЕССА АЛЕКСАНДРА ФОГЕЛЬ ФОН ФРИЗЕНГОФ,
УРОЖДЁННАЯ ГОНЧАРОВА
1811
† 9 VIII 1891
Итак, Александра Николаевна скончалась восьмидесяти лет от роду[48] в последнем десятилетии прошлого века. С глубоким волнением я поклонился праху той, которая была так близка Пушкину.
О том, как проходила жизнь Александры Николаевны за границей, мы знаем очень мало. Я надеялся расспросить об этом её дочь, но, как уж было упомянуто, мне не пришлось встретиться с герцогиней Натальей. В своих воспоминаниях А. П. Арапова упоминает лишь, что, поселившись после выхода замуж в Вене, тётка однажды приняла приглашение на званый обед к голландскому посланнику Геккерну и этим очень огорчила Наталью Николаевну. Рассказывая довольно подробно о пребывании матери у сестры в «Венгрии» (т. е. в неназванных Бродянах) в 1862 году, она ничего не говорит, о хозяйке замка.
Некоторые сведения о последних годах Александры Николаевны имеются в воспоминаниях евангелического епископа Пауля Геннриха, который, будучи молодым священником, в течение ряда лет (1887—1896) состоял учителем детей Натальи Густавовны[49]. Он постоянно встречался с её матерью и, очевидно, ввиду отсутствия православного духовенства, хоронил её в Бродянах. Однако всё своё внимание священник-учитель, видимо, уделял не ей, а её дочери, женщине, несомненно, очень незаурядной. Последняя хотя и была окрещена (вероятно, в Вене) по православному чину, но по своему мировоззрению являлась скорее лютеранкой. Замковый проповедник считал, кроме того, что она, «как это часто бывает с художественно одарёнными натурами, склонялась к пантеизму».
Приходится пожалеть о том, что «старой баронессе» в книге Геннриха посвящено, в общем, немного строк. Описывая своё прибытие 10 ноября 1887 года в замок Эрлаа близ Вены, где жил тогда с семьёй герцог Элимар, автор говорит, что за обедом он познакомился «с родителями герцогини — бароном Фризенгофом, изящным старым господином, который состоял на австрийской дипломатической службе и, обладая знаниями в самых различных областях, умел очень интересно говорить, и его женой, бывшей придворной дамой русского двора и свояченицей поэта Пушкина[50]. У неё уже несколько лет был левосторонний паралич. Говорила она обычно по-французски, но немецкому кандидату (богословия.— Н. Р.) всё же сказала несколько исковерканных немецких слов».
Характеризуя своих учеников — внука Александры Николаевны Александра и внучку Фреду (Фредерику), Геннрих упоминает о том, что «родители, и в особенности герцогиня, не слишком заботились о детях, которых они в большинстве случаев видели только за столом. Они к тому же зачастую неделями отсутствовали во время поездок. Впоследствии герцогиня сама жалела о том, что дети таким образом всецело оставались на попечении бабушки». Из воспоминаний А. М. Игумновой мы узнаем и причину материнского недовольства: «В последние годы своей жизни Александра Николаевна не могла ходить, и её возили в кресле. Внуки выросли при ней, и она, по словам Натальи Густавовны, их очень избаловала». Как видно, Александра Николаевна, которой в то время исполнилось уже 76 лет, была не очень хорошей воспитательницей.
Какие у неё были отношения с властной и решительной дочерью в более ранние годы[51], мы пока не знаем, но о закате жизни Александры Николаевны сдержанный и благожелательный автор воспоминаний говорит не без грусти: «Настоящей близости с матерью благодаря этому у них (детей) так и не образовалось, так как — независимо от разницы темпераментов — старая дама, в последние свои годы ставшая очень чудаковатой
