Портрет уважаемого человека - [28]

«Я должен добиться самостоятельности, — говорил я себе. — Я не создан быть мелким служащим».

У меня была врожденная способность ухватывать главное, я тотчас же начал строить планы и намечать пути.

В то же утро я отправился к господину Блейбтрею и попросил его перевести меня в другой отдел. Он, видимо, был удивлен.

— В чем дело? Чем вы недовольны? — спросил он.

У меня были свои соображения, но я не мог говорить о них. Поэтому я ответил:

— Должностью я вполне доволен. Но хотел бы заниматься чем-нибудь более сложным. То, что теперь делаю я, может делать и другой. Кроме того, там я не вижу больших возможностей для продвижения.

В конце концов мы поладили на том, что с весны я начну работать в отделе корреспонденции. Но прежде должен обучить своего преемника.

Таким образом, я добился желаемого и еще раз убедился, что цели достигает тот, кто стремится к ней, не зная усталости. В отделе корреспонденции я получил полное представление о том, как построено предприятие в целом. Я познакомился с клиентами и поставщиками и научился держать себя с ними.

Глава десятая

Я любил и опять знал, чего я хочу. Весь день я работал спустя рукава. Когда же наконец часы пробили шесть и я мог собираться домой, мне вдруг стало тоскливо. Передо мной был долгий вечер, и я не знал, как его провести. Я горько сожалел, что вчера, прощаясь с Бетти, так небрежно сказал: «На этой неделе или на следующей». Как я выдержу теперь? Это было трудно, просто невозможно.

Поужинав, я вышел на улицу и, добравшись до кафе, долго раздумывал, входить или нет.

«Ты сказал «на следующей неделе» — значит, так и должно быть!» — внушали мне гордость и благоразумие. Но другой голос нашептывал: «Еще десять таких дней, как сегодня! Представляешь? Почему ты не хочешь войти? Боишься, как бы она не заметила, что ты ее любишь? Что ж из того?»

Пока я нерешительно прохаживался по улице, не удаляясь, однако, от кафе настолько, чтобы потерять его из виду, двери все время открывались, впуская и выпуская посетителей, большей частью молодых рабочих, без пальто и шляп. А я стоял тут же в безукоризненно сшитом костюме и плаще, с перчатками и тростью и завидовал молодым парням, которые, смеясь и болтая, входили и выходили.

Я прождал около часа, но, так и не осмелившись войти, решил вернуться домой. Однако предпринял попытку разглядеть Бетти сквозь щель между оконными занавесками. Но и это не удалось. Разочарованный и печальный, поплелся я прочь. На обратном пути вдруг вспомнил, что у Бетти сегодня свободный день, и это настолько меня утешило, что я даже принял решение: «Не пойду раньше будущей недели».

Но уже на следующий вечер я стоял на том же месте и ждал, не знаю чего. Я сам себе казался странным и поэтому думал, что и другие должны находить меня странным, и мне было стыдно. На четвертый вечер я наконец взял себя в руки и, затаив дыханье, с мужеством отчаяния вошел в зал. Было еще рано, и почти за всеми столиками сидели посетители. Кое-кто из них удивленно взглянул на меня с тем вялым любопытством, какое в завсегдатаях возбуждают новые гости. Но потом они спокойно продолжали жевать.

Не осмеливаясь поднять глаза, я быстро снял плащ, сел за свободный столик, поспешно развернул специально припасенную газету и сделал вид, что читаю.

— Что прикажете подать, сударь? — спросила официантка.

К сожалению, это не был голос Бетти. Я что-то заказал и при этом как бы невзначай огляделся: в глубине зала стояла Бетти и получала деньги! Она была хороша как ангел. Увидев меня, она улыбнулась и сказала:

— Добрый вечер! Вот как, к нам?

Я сразу заметил, что она нарочно пропустила «ты». Во мне вспыхнула ревность, и я подумал, что она не хочет выдать себя своему другу, который сидит за каким-нибудь столиком. Впоследствии мы часто это вспоминали, и она призналась, что не была уверена, как я приму такое интимное обращение.

Я ответил ледяным тоном:

— Добрый вечер!.. Да, шел мимо… Ну и заглянул.

Бетти была очень занята и не могла долго задерживаться возле меня. Однако понемногу зал начал пустеть, и осталось лишь несколько рабочих, которые читали газеты или играли в шахматы.

Тогда Бетти даже подсела ко мне и спросила:

— Зачем ты сюда пришел? Здесь ведь неуютно.

Это был на первый взгляд пустой, но для меня такой значительный разговор, и в конце концов мы расстались добрыми друзьями. На вопрос, можно ли мне иногда навещать ее, она ответила:

— Да, конечно! Хоть каждый вечер! Только не в понедельник: это мой свободный день.

— Что же ты тогда делаешь? — спросил я и подумал: «Теперь она посмеется надо мной». Но она сохранила полную серьезность.

— Что придется, — сказала она.

— Может, ходишь гулять со своей подругой, — спросил я, — с Анни?

— Она мне вовсе не подруга, — подчеркнуто произнесла Бетти; дело, вероятно, было в том, что Анни тогда, когда мы познакомились, осталась у Шаха.

— А не пойти ли нам куда-нибудь в ближайший понедельник? — продолжал я спрашивать.

Она покачала головой:

— Нет, не получится. У меня, знаешь ли, есть друг, и он очень ревнив.

Вот оно то, чего я боялся! Разом рухнули мои мечты о совместном будущем. Подавленный, я все же спросил: