Портрет предателя - [54]

— Не дворец, конечно, но весьма неплохо, — заметил Себастьян, когда дама удалилась, взяв с них плату за два месяца вперед.

— Ты прав, милый, — согласилась Доминика, обрадованная скорее тем фактом, что у них с «супругом» будут отдельные спальни. Она не чувствовала себя готовой к близости с ним. Ей нужно было сначала забыть другого мужчину.

* * *

Три месяца спустя.

— Ну что, дорогая, как тебе спектакль? — поинтересовался Себастьян, развалившись в мягком кресле возле уютно потрескивающего камина.

— Весьма недурно, — рассеянно пробормотала Доминика.

Себастьян взглянул на невесту. Она сидела на софе у окна, забравшись на нее с ногами. Ее колени покрывал шерстяной плед — лето почти закончилось, и по вечерам от реки уже тянуло сыростью и прохладой. Черные волосы Доминика заправила за уши, а ее глаза в угасающем свете вечернего неба казались бездонными. Как обычно, она что-то рисовала в своем блокноте, глубоко погрузившись в свои мысли.

Себастьяну казалось, будто в последние месяцы они стали друг другу чужими. Каждый вечер они куда-то выбирались: в ресторан, в оперу, в театр, но Доминика все время была грустной и подавленной. Может, дело в том, что ей не нравится Дюбон? Может, когда он вновь отвоюет Форталезу, и они смогут туда вернуться, она опять станет прежней? Он любил ту Доминику — веселую и жизнерадостную, а нынешняя — замкнутая и холодная — пугала его.

В гостиную вошла Лиззи, бойкая девица с каштановыми волосами, убранными в аккуратную прическу. Себастьян нанял ее для работы по хозяйству, ведь его невеста отродясь не держала в руках домашней утвари.

— Ваша газета, господин Финелли, — она подала юноше свежий выпуск «Вечернего Дюбона».

— Спасибо, Лиззи, — Себастьян закинул ноги на невысокий пуфик и принялся просматривать заголовки.

Он жадно ловил каждую новость с родины. В Монтерре полным ходом бушевала гражданская война. Кастилла еще держалась, но многие города уже пали под натиском Шульца. Поговаривали, что ему еще не удалось захватить все княжество лишь потому, что между самими хейдеронцами наметился раскол. Не все из них поддерживали стремление Шульца завоевать Ангалонию, многие хотели всего лишь добиться независимости Хейдерона.

— Надеюсь, этот раскол поможет нам выиграть время, дорогая, — промолвил Себастьян.

— Угу, — невнятно согласилась Доминика.

Он взглянул на нее. Несмотря на подавленный вид, она показалась ему очень красивой. На ней было голубое домашнее платье с небольшим кружевным вырезом — одно из тех, что Доминика заказала себе сразу же по прибытию в Дюбон. Платья стоили недешево, и когда Себастьян расплачивался с портнихой, он впервые задумался о том, что до осени им может не хватить денег. Зигурд и герцог Альберди вручили им немаленькую сумму, кое-что удалось также выручить за лошадей, но прошло уже три месяца со дня их приезда, а король все еще не вернулся в столицу.

Себастьян отметил про себя, что если они хотят дотянуть до возвращения монарха, то им придется ограничить свои расходы. Все эти выходы в свет стоили немалых денег.

— Дорогая, ты не возражаешь, если завтрашний вечер мы проведем дома? — осторожно спросил он.

— Нет, — равнодушно бросила Доминика и снова уткнулась в свой блокнот.

Все последние месяцы она была апатичной и безучастной. Ничто ее не радовало, ничто не вдохновляло. Ее мысли, казалось, витали где-то далеко. Себастьяну было больно видеть ее такой. Она потеряла всякий вкус к жизни, как будто что-то подтачивало ее изнутри. Нет, она по-прежнему была с ним мила и дружелюбна, но ему отчего-то казалось, что это всего лишь маска, за которой скрывались отстраненность и безразличие. Безразличие к нему. Не как к человеку — нет, он по-прежнему чувствовал исходящую от нее сестринскую заботу. Безразличие как к мужчине.

Часы на каминной полке пробили полночь. Доминика захлопнула блокнот и поднялась с дивана.

— Пойду спать.

— Спокойной ночи, любимая.

— Спокойной ночи, милый, — она подошла к его креслу и чмокнула Себастьяна в щеку.

В щеку!

По-дружески!

Слишком по-дружески!

Себастьян не хотел признаваться самому себе, но ему казалось, что она любит его только как друга. Самого близкого, дорогого, но всего лишь друга.

Доминика скрылась в своей спальне, и через секунду в замке щелкнул ключ. Как обычно, сердце Себастьяна тоскливо сжалось. Ему было больно и обидно каждый вечер слышать этот звук. Это задевало его самолюбие и оскорбляло мужское достоинство. Он чувствовал себя так, будто это не ключ проскрежетал в замке, а ржавый кинжал провернулся в его груди.

Она избегала его, не признавалась ему в любви, не целовала его первая, а когда он пытался приласкать ее, то у нее вечно болела голова. Он и сам почти перестал приставать к ней. Какой в этом смысл? Только распалишь себя до боли в паху… Он уже не был ни в чем уверен. Он по-прежнему любил ее, но что, если и после свадьбы она останется такой же холодной? Он уже и не знал, так ли сильно хочет на ней жениться.

Лишь надежда на то, что она вновь станет прежней, и удерживала его рядом с ней. Может, когда они поженятся, он сумеет вновь разбудить в ней страсть, своей любовью вернуть ее к жизни?