Портрет предателя - [40]

28. Отъезд

За окном уже стемнело, и комнату освещало лишь тусклое мерцание свечи на прикроватном столике. Доминика печально рассматривала себя в зеркале. Ей все еще было жаль своих прекрасных волос. Она так любила подолгу расчесывать их перед сном, а теперь они едва доставали ей до подбородка.

Стукнула дверь, и в зеркале Доминика увидела Себастьяна. Он подошел к ней сзади и прижался к ее спине. Густые мягкие пряди юноши коснулись ее щеки, а ладони настойчиво обхватили грудь, сминая тонкий лен ночной сорочки.

Доминика невольно передернула плечами и попыталась отстраниться.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала она.

— Почему? — спросил Себастьян и принялся покрывать ее шею легкими поцелуями.

Доминика использовала свой излюбленный аргумент:

— Потому что мы еще не женаты!

Себастьян замер, затем вдруг резко развернул ее к себе.

— И что с того? — с неожиданной злостью спросил он. — Я не виноват, что у меня украли документы! Сколько еще я должен терпеть?

Доминика не нашлась что ответить и удивленно посмотрела на него.

— Мы уже столько лет вместе! — с жаром продолжал Себастьян. — Неужели ты мне до сих пор не доверяешь? Я люблю тебя и женюсь сразу, как только смогу!

— Нет, пожалуйста…

Карие глаза юноши потемнели от гнева.

— Сколько можно меня мучить? Я мужчина, мне это нужно! — воскликнул он, схватил ее за вырез рубахи и рванул его на себя. Тонкая ткань угрожающе затрещала.

— Отпусти меня! — выкрикнула Доминика и изо всех сил залепила ему пощечину.

Себастьян резко отпрянул от нее, весь красный, тяжело дыша. Оплеуха отрезвила его. Он ошарашено уставился на невесту.

— Прости, любимая, не знаю, что на меня нашло, — виновато пробормотал он.

Доминика смотрела на него глазами полными слез. Себастьян обнял ее.

— Клянусь, я буду ждать сколько угодно. Прости меня!

Когда за ним захлопнулась дверь, Доминика упала на постель и зашлась в горьких рыданиях. Ей было невыносимо стыдно. Она тонула в этой лжи, вязла в липкой паутине предательства. Она не хотела обманывать Себастьяна, но была не в силах противиться страсти к Зигурду. Хейдеронец был нужен ей как воздух, она сходила по нему с ума. Но и бросить кузена она не могла, не имела права предать их многолетнюю дружбу, не могла осквернить память родителей, которые благословили их на брак.

Все это было выше ее сил, и единственное, что ей оставалось — лишь уткнуться носом в подушку и заливать ее горючими слезами.

* * *

Доминика и Себастьян стояли у коновязи «Синего Кубка», дожидаясь, пока Зигурд оседлает лошадей и погрузит на них сумки с пожитками. У входа в таверну располагался деревянный стол, за которым трапезничала пара обывателей, наслаждаясь прекрасным солнечным утром. Трактирщик с перекинутым через локоть полотенцем прислонился к дверному косяку и обменивался с посетителями свежими сплетнями.

До кузенов донесся отрывок их разговора.

— Слыхали? — спросил кабатчик. — Кончини-то нашли в канаве с перерезанным горлом!

— Что, правда? — удивились его собеседники.

— Ага, — позлорадствовал хозяин. — Допрыгался наш кузнечик!

— Хм… и поделом ему! — сказал один из посетителей.

— Он уже всех достал, — поддакнул второй.

Трактирщик наклонился к столу и заговорщицки понизил голос.

— А самое интересное знаете что?

— Что? — полюбопытствовали завсегдатаи.

— Говорят, что его стручок отрезали и забили ему в глотку, — хохотнул хозяин.

— Ха-ха-ха! Не бреши! — недоверчиво рассмеялись обыватели.

— Зуб даю! — поклялся трактирщик. — Стражники так и рассказывали, лежит, дескать, в канаве, штаны спущены, и хер между зубов торчит.

— Во дела! — покачали головами клиенты.

Доминика и Себастьян с подозрением уставились на Зигурда, припомнив недавний инцидент за карточным столом. Но тот спокойно продолжал седлать лошадей, олицетворяя собой саму невинность, а взгляд его светло-серых глаз был чист и прозрачен, как у младенца.

* * *

На небе было ни облачка, солнце ярко освещало бескрайние поля, ухоженные виноградники и особняки под красной черепицей, окруженные кипарисовыми рощами. Дальние холмы тонули в золотистой дымке нагретого воздуха, напоенного пением птиц и жужжанием насекомых. Путники проскакали весь день, всего лишь раз остановившись на обед в придорожной харчевне.

К вечеру они разбили лагерь на берегу реки, неспешно несущей свои воды по лесистой долине между зеленых холмов. После ужина Себастьян заступил на вахту, а Доминика отправилась в свою палатку.

Среди ночи девушку разбудил тихий шепот:

— Скилик! Ты спишь?

Она узнала голос Зигурда, и ее сердце бешено застучало.

— Нет, — прошептала она в ответ. — А что случилось?

— Пойдем купаться! — предложил он.

— Купаться? — удивилась она, откидывая одеяло и садясь на подстилке.

— Ага, — он протянул ей руку, и она вложила в нее свою ладонь.

Доминика выбралась из палатки. Стояла тихая лунная ночь. Теплый воздух был напоен ароматом цветов и стрекотанием цикад. Зигурд крепко обнял ее.

— Как я соскучился! — он сильно, до боли стиснул ее плечи.

— Я тоже, — прошептала она, жадно прижимаясь к его груди.

— Идем! — он взял ее за руку и повел за собой.

Доминика опасалась, что Себастьян может проснуться и застать их на горячем, но ей безумно хотелось побыть с Зигурдом наедине и заняться с ним любовью. Они вышли на пологий берег. На небе сверкала бриллиантовая россыпь звезд, а лунное отражение причудливо искрилось в темной воде. Тихо плескалась река, в кустах распевал соловей, а плакучие ивы что-то шептали нежному ветерку.