Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин - [56]

Моздок был пуст и по-провинциальному уныл. Пыльный и запущенный плац, крашенные коричневой краской бараки. Несмотря на жару, в казармах тянет плесенью и гнилью. Кабинет представителя президента в Чечне Александра Котенкова заставлен старой школьной мебелью, карта Чечни коробится от силикатного клея. Неумелой рукой солдата нанесены какие-то стрелочки, флажки.

Впрочем, несмотря на внешнюю убогость обстановки, работа здесь проведена была большая. Котенков докладывал уверенно, аппелируя развединформацией. Она стекалась отовсюду. Население Чечни, уставшее от беспредела, готово было отдаться хоть черту, хоть дьяволу, чтобы, наконец, начать новую жизнь. На Москву уже косо не смотрели, вдоволь хлебнув своего суверенитета. Первые выплаты пенсий, пособий, первые ростки мирной жизни, пусть на одной четвертой части республики, но все же…

Особое место в докладе было уделено собственно продвижению в глубь Чечни. Местные жители умело держали оборону от нападающих боевиков Дудаева, но сами не очень охотно шли вперед. Глубоко укоренившиеся тейповые отношения, традиции кровной мести не позволяли поднимать руку на единоверцев. Разговоры о начале активных действий так и оставались разговорами. Как ни пытался Котенков подтолкнуть их вперед, ему это не удавалось. Ситуация зависала.

К обеду прилетел Автурханов. Как ни старался он казаться воином, тянул лишь на рядового необученного. Лакированные ботинки, торчащие из-под форменных брюк, еще больше усиливали это ощущение. Степашину он понравился (это была их первая встреча). Бывший майор милиции, служил в Сухуми. Не глуп, логичен, готов к решительным действиям. Впоследствии эти наблюдения подтвердились. От опасности не бежал, ездил со Степашиным по всей Чечне. Не боялся, а если и боялся, то вида не подавал.

Он тоже доложил обстановку. В закрытой комнате в течение трех часов шел откровенный разговор. Автурханов рассказал обо всем, особо подчеркнув, что одного желания сегодня недостаточно. Надо активизировать помощь и материальную, и техническую. Впервые был поднят вопрос о создании полномасштабной армии со всеми видами вооружений. Армия не ополчение. Уж если и создавать ее, то при условии, что она может быть интегрирована в Вооруженные силы России. Значит, нужны инструкторы, советники. Кроме того, только легким стрелковым оружием не обойдешься, необходимо тяжелое вооружение.

Ситуация оказалась не совсем такой, как ее докладывали. Впоследствии Степашин сетовал, что уже на начальном этапе с Автурхановым работали люди, неадекватно воспринимавшие обстановку. В основном они базировали свои выводы и оценки на мнении Автурханова и его окружения. Но это была одна только сторона вопроса. Следовательно, изначально шла дезинформация. И на основании ее принимались решения. Перепроверить было сложно, потому что на этих же мнениях базировалась информация и других ведомств. Ситуация фактически закольцовывалась.

Было ясно, что в Надтеречном районе рассчитывают на действия Москвы. Москва до этого дня рассчитывала на их собственные силы.

Вмешаться? Принять такое решение сам Степашин не мог. Нужно было решение правительства. Но кардинально решать этот вопрос не стали и там.

123

Добро пожаловать в Ад

Прибывшая техника с платформы своим ходом сойти не могла. Танки, несмотря на проведенный профилактический ремонт в Свердловске, признаков жизни не подавали. Только два из этой партии могли скатиться на землю. Остальных стаскивали, матерясь и потея, бойцы народного ополчения.

Вместе с ними матерились и инструкторы, прибывшие из Москвы. Через пару месяцев неожиданно для многих эти парни оказались за штурвалами танков. Предупреждал же Лев Толстой в «Хаджи Мурате» — нельзя им верить! Танковая колонна, вкатившая в Грозный, оказалась без прикрытия. Джигиты, два месяца красовавшиеся в новенькой форме и с промасленными автоматами, разбежались после первых выстрелов, оставив и без прикрытия, и без проводников в незнакомом городе российских танкистов. Только группа казаков, невесть как оказавшаяся в числе десанта, пыталась расчистить дорогу для тяжелых машин. Бой был кровопролитным. Больше суток держались парни в ощетинившемся городе. Больше суток они ждали помощи. Но связи с ними не было. Степашину доложили, что город взят. Это вписывалось в стратегию военных. (О взятии Грозного двумя батальонами десантников Павел Грачев говорил не ради красного словца. Он был прав. Но для этого нужно было немного. Тем, кто разрабатывал военную фазу операции, — сесть и подумать. Продумать все до деталей, до мелочей. Но, как писал Ярослав Гашек, «война шла своим чередом, пока не вмешался Генеральный штаб».)В этот день президент выступал с ежегодным посланием. Связавшийся с ним директор ФСБ доложил о взятии Грозного. Однако, вернувшись из Кремля, Степашин был вынужден выслушать новый, в корне противоречивший первому доклад: «Ведется ожесточенный бой. Есть потери среди танкистов. Нужна помощь». — Каких танкистов? — чуть не потерял дара речи директор. — Какие в танках. — Откуда они там? Ведь мы же говорили только об инструкторах и ремонтниках. Начальник управления пожал плечами. — Так получилось. Полагать, что просто так все получилось, было наивно. Отдавая поручение подобрать людей для обучения ЧЕЧЕНСКИХ танкистов, Степашин предупреждал, что ни одного русского не должно быть среди вооруженных людей. Более того, подбор должен был проводиться исключительно среди резервистов. Однако танкисты были действующими. К ночи ситуация еще более усложнилась. — Я готов подать рапорт о своей отставке, — чувствуя свою вину, предложил генерал. — Кому… нужна твоя отставка, — Степашин схватился за аппарат кремлевской связи. Грачев чуть не плакал. — Ребята гибнут! Нужна помощь. Степашин знал, что резерв есть. В Моздоке были сосредоточены силы внутренних войск для начала возможных действий. Ерин идею поддержал. Попросил немного времени, чтобы связаться с Куликовым. Для этого надо было заручиться поддержкой президента. Выслушав доклад директора ФСК, он с мнением согласился. «Вводите войска!» Однако от Куликова пришла очередная информация. «Все кончено! Вводить войска поздно». А в Грозном шел бой.