Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин - [54]

Делом Павловского занималась прокуратура. Уголовное дело так и не было доведено до конца. Однако ни у оперов ФСК, ни у следователей Прокуратуры не было сомнений, что вброс был сделан людьми Коржакова, с целью обвинить коллег с Лубянки в неспособности разоблачать заговоры, а попросту — потворствованию таковым (Лубянка долго считалась у Ельцина структурой ненадежной). Не стану возводить напраслину на самого Александра Васильевича. Может, он это и не знал, не царского это ума дело, но…

До отставки Коржакова спецслужбы находились буквально на кипящем вулкане. Никто, включая президента, до конца не мог с уверенностью сказать, что с ФСБ будет завтра.

Бредовых идей было множество. Вот только несколько из них. Спецслужба должна быть раскассирована по следующему принципу: разведка должна быть передана в МИД. Контрразведка — в Совет Министров (?), Управление по борьбе с терроризмом — в МВД. Экономическая контрразведка — в зависимости от направлений — ведомствам. Туда же и подразделения по контрразведывательному обеспечению стратегических объектов. Военная контрразведка — в Министерство обороны. И все поставить под контроль СБ. (В декабре 1994 года, после памятных событий по публикации МК «Лицом в снег», у мэрии это почти произошло. Московское управление ФСБ оказалось в оперативном подчинении СБ.)

«Бред!» — говорили на Лубянке.

«Но какой размах!» — говорили в Кремле. О степени профессионализма самого Коржакова (забегая вперед), который не видел в глаза живого агента и не держал до своего назначения в руках ни одной разработки, мы можем судить только по одному факту.

В записанных с его слов так называемых мемуарах сообщается сенсационный факт — Евгений Киселев был агентом КГБ! То, что разглашение такой информации — дело подсудное, ясно и первокласснику. Но как это подается!

Он (или за него) пишет, что однажды ему кто-то принес цветную (в чем интрига именно с цветной?) ксерокопию личного дела агента «Алексеева», из которого Коржаков узнал, что журналист Евгений Киселев сотрудничал с КГБ. При этом Коржаков публикует некоторые страницы этого дела. Если бы не последнее обстоятельство, можно было бы принять это на веру, пожав плечами, — ну и что это за сенсация? Тысячи людей сотрудничали с КГБ в те годы. Да и вообще, разве может быть сотрудничество с государством посредством негласных контактов через орган исполнительной власти фактом комрометирующим? Для чекистов (Коржаков себя к ним тоже причислял) в этом нет ничего странного. Более того, органы госбезопасности были заинтересованы в этом, так как основная задача их — получение информации. К агентуре на Лубянке всегда относились трепетно, с уважением.

Здесь же был налицо факт попытки выдать такое сотрудничество за что-то грязное, мерзкое… Впрочем, в этом весь Коржаков. Своими мемуарами он показал, что предательство — это образ его мышления.

Но оставим мораль. В книге, как уже говорилось, были опубликованы два документа — анкета и обложка дела. Даже младший опер, обративший внимание на обложку, определил бы подлог, сделанный людьми, далекими от органов безопасности.

В графе подразделение было написано «Второе главное управление», а чуть ниже пятизначный номер войсковой части. Слепить такое мог только человек с эрудицией дятла. Номер войсковой части является закрытым наименованием подразделения и потому рядом с наименованием открытым никогда не ставился. Липа! Грубая и нелепая.

Но это еще не все. На обложке дела, которое подавалось как архивное, не было АРХИВНОГО номера.

Но вернемся к лету 1994 года.

В тот период команда телохранителя «за стенкой» была наиболее активной. Периодически в печать вбрасывались разные слухи о ФСК, делались утечки служебной информации. Это злило, нервировало, создавало ощущение неуверенности. Перед самым отъездом Степашин имел неприятный разговор с Коржаковым, которому в довольно резкой форме высказал, что думает по поводу его подчиненных, занимавшихся столь грязной работой. Тот в свою очередь по селектору провел разбор полетов (а может, сделал вид), пообещал урегулировать ситуацию. Но «взрывы компромата» из-под кремлевских ковров продолжались. Они оскорбляли нравственность и портили общественную атмосферу.

Степашин был начеку, но, находясь вдали от столицы, не мог влиять на процесс в должной мере. Чувствовал он и другое — как возрастают амбиции одного из его замов, получившего автономный участок работы.

Доброжелатели эзоповским языком сообщали свежие новости Москвы. Одна была хуже другой. Ситуация в Чечне по-прежнему не радовала. На политическом небосклоне замаячила фигура Хасбулатова, который несколько раз приезжал на родину в Толстой-Юрт и, по оценке экспертов, мог составить серьезную конкуренцию Дудаеву. Ситуация оказалась между двух огней. Ельцина не устраивал Дудаев, но также не устраивал и Хасбулатов.

Перед самым отъездом Степашину доложили аналитическую записку, суть которой сводилась к следующему. С учетом падения рейтинга Дудаева и возрастания оного у Хасбулатова было бы целесообразно сделать ставку на последнего. Писать такое было рискованно — документ проходит через секретариат, через другие руки… Как его доложат? С какими комментариями? Степашин позвонил Сергею Филатову — главе президентской администрации, чтобы предупредить заранее. Тот был категоричнее: «Я такой документ докладывать не буду. Ты что, с ума сошел, такое писать!»