Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин - [4]

Примечательно, что одним из результатов работы группы Колесникова в Махачкале был рост доверия к центральной власти и правоохранительным органам. Практически с нуля их рейтинг соответственно возрос до 40 и 95 процентов. В ряде мечетей прошли благодарственные молебны.

Расследование 1998–1999 годов по делам о взрывах в Махачкале выходило за пределы криминальных убийств. Все чаще выдвигались исключительно экономические версии. Было ясно, что весь бизнес, вся экономика Дагестана поделены между собой могущественными криминальными кланами, которые нет-нет да и посягали на чужую долю пирога.

Даже власть становилась предметом коммерции. Один из высокопоставленных на тот момент министров, в какой-то миг оставшийся без портфеля, сетовал автору и просил поддержки: «У меня нет столько денег, чтобы заплатить за должность». Однако следственная бригада скоро доказала обратное. Особняки, машины, наличность в не мереных объемах… Помощники Колесникова и следственная бригада просто дымились от многочисленных проверок по сигналам, от которых волосы вставали дыбом.

Колесников был упрям и последователен. Магомедали упрям и настойчив. Магомедали понимал, что одно неосторожное движение — и ситуация может взорваться межнациональным конфликтом. Колесников понимал, что спровоцировать такой конфликт могут только коррумпированные преступники, стремящиеся выйти из-под действия закона.

Искры летели от этой схватки до самой Москвы. Спецкоммутатор по очереди соединял министра внутренних дел России Степашина то с Колесниковым, то с главой Госсовета. Степашин говорил правильные слова, успокаивал, но хранил нейтралитет, предоставляя возможность следствию самому разобраться в ситуации. Принимать ту или иную сторону он считал неэтичным, всегда выступая за независимость следствия, полностью полагаясь на компетенцию следственной бригады.

Тревога Магомедова в июле 1999 года в отношении ситуации в горах — создания «опорных пунктов» боевиков в Карамахи и Чабанмахи — казалась премьеру если не надуманной, то местами субъективной. Об этом не раз заявлял и начальник Генштаба Анатолий Квашнин, ранее возглавлявший Северокавказский военный округ. Особенно когда речь шла о необходимости наведения порядка там силами федералов. Глава Госсовета понимал, что легче эту ситуацию разрулить чужими руками, не втягивая в конфликт местную милицию. Последствия этого он мог предугадать заранее… Взорвать Дагестан изнутри? На это он пойти не мог.

Степашин не мог пойти на другое. Отправить на бойню российских мальчишек? Даже умудренным в политике и в военном деле командирам бывает сложно пройти между Сциллой и Харибдой внутренних конфликтов. А когда дело касается боевых действий… В любой схватке бывают жертвы. Жертвы с обеих сторон. А кому отвечать? Кому отвечать перед родителями солдат, кому отвечать перед родственниками погибших сельчан, если дело дойдет до схватки? Эффект был бы такой же. Только взрыв был бы сдетонирован из России.

Взвешивая все «за» и «против», оценивая ситуацию в мятежных селах и вокруг них, премьер все-таки склонялся к тому, что «не посмеют, не решатся»… Он еще верил президенту Чечни А. Масхадову, хотя тот уже мало что мог решать, реально контролируя только часть столицы Чечни.

Не хотелось верить, что люди в горах, на которых делали, по оперативным данным, ставку боевики и с которыми он встречался в горах несколько месяцев назад, нарушат свои обещания.

И тем не менее в душе росла тревога. Ему ли не знать Кавказ, ему ли не помнить все предшествующие события, некоторые из которых не шли из головы, лишая покоя и сна.

6 августа 1999 года состоялось то, что должно было состояться. И об этом премьер узнал еще в Ульяновске. Даже не очень качественная связь аппарата ВЧ, по которому ему позвонил глава Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов, не могла скрыть его волнения. Уже по первым словам Степашин понял, что тот близок к панике. Он призывал, требовал, умолял сделать все возможное, чтобы прекратить продвижение банд в глубь Дагестана. Он вновь, как и было ранее, требовал ввести федеральные войска в Дагестан. Сегодня у него были аргументы. Степашин слушал молча, по мере возможности короткими фразами пытаясь успокоить своего старого друга.

Все, что произошло, было тем более странно, так как несколько месяцев назад именно этому были посвящены учения в том регионе, на которых отрабатывалось взаимодействие всех силовых ведомств. Войска продемонстрировали и выучку, и готовность отразить любое нападение. За последние несколько месяцев была существенно увеличена численность органов милиции в республике…

Но факт оставался фактом — значительные силы боевиков перешли границу Дагестана и заняли несколько сел. Милиция, как могла, оказывала сопротивление, неся потери. Если верить докладам с мест, то зона влияния боевиков расширялась. Почти не встречая сопротивления, они продвигались в глубь Дагестана. И форпостами этого продвижения были, как и предсказывала контрразведка, села Карамахи и Чабанмахи.

Звонок начальнику Генерального штаба еще более запутал картину. Анатолий Квашин держался спокойно. «Сергей Вадимович, Магомедов сгушает краски. Ситуация сложная, но не смертельная. Мы сейчас бандитов там вычистим…» Вычистить бандитов можно было только вместе с селами. Пехота и танки в горах могут применяться ограниченно, а артиллерия и авиация не разбирает, где свои, где чужие. Опустить Кавказские горы ниже уровня моря не значило «вычистить».