Портрет художника-филиппинца - [12]

. Пит, Пит, он сделал все что мог! Он писал, рисовал, сплачивал, сражался во время революции.

Пит. Ну и что? А как насчет того, что было после? У него хватило духу продолжать борьбу? Или хотя бы продолжать рисовать? Его лучшие творения созданы до революции. Что он создал после нее? Только вот эту картину — да и ту написал совсем недавно. А что было в промежутке? Что он делал все эти годы? (Смотрит на других, ему никто не отвечает, и он улыбается.) Вот видите? Но Битой может ответить, Битой знает.

Битой. Что ты хочешь сказать, Пит?

Пит. Валяй, расскажи нам об этих сборищах. Сборищах стариков, ветеранов, обломков великого Прошлого. Ты знаешь, ты здесь бывал. Как вы называли эти сборища?

Битой. Тертулии.

Пит. Во-во! Тертулии! И что они здесь делали, эти старики?

Битой. Ну, они… они говорили.

Пит. О чем? О, не отвечай. Я и сам могу догадаться. Они говорили о Прошлом. Говорили о своих студенческих годах в Маниле, Мадриде и в Париже. Вспоминали старые ссоры и разногласия среди патриотов. И, конечно, в тоне приглушенного восхищения — о своем Генерале!

Битой. Правильно. Но они говорили также о поэзии, об искусстве и театре, о политике и религии.

Пит. О, я так и вижу их, этих жалких стариков. Они собирались в этой комнате, утешали друг друга, попивали шоколад и снова сражались в битве при Балинтаваке, при Сан-Хуане, на перевале Тила! Им так хотелось вновь почувствовать себя важными персонами — вот они и напоминали друг другу, сколь храбры были во время оно. Заброшенные и забытые, они ненавидели Настоящее. Они считали его грубым, вульгарным, заслуживающим проклятия. Разве не так, Битой?

Битой. Им многое не нравилось в Настоящем.

Пит. А больше всего не нравились люди, которые сейчас правят.

Битой. Да, они им не очень нравились.

Пит. Этим и кончилась революция! Этим и кончилась! Группки обиженных завистливых стариков собирались в пыльных книжных лавках, прогоревших аптеках, обветшалых домах вроде этого. Ты только посмотри на эту комнату — о чем она говорит? О неудаче! О поражении! О нищете! О ностальгии! И вот здесь они собирались, эти обиженные старики, чтобы вздыхать о Прошлом, проклинать Настоящее и тех, кто сейчас у власти! Но что произошло с этими старыми бойцами? Во время революции они были важными людьми, они были у власти. Тогда почему они потеряли власть? Почему их вышвырнули, почему их забыли? Потому что в конце концов их не хватило на то, чтобы справиться с Будущим! Потому что они пытались остановить время! О, это вечная история: сегодня революционеры, завтра реакционеры! И потому поднимаются новые люди. Новые люди отстранили их, люди помоложе и посмелее, которые не боялись проклятий, не боялись быть грубыми и вульгарными! Ты можешь назвать хоть одного видного деятеля революции, который удержался бы наверху в последующий период? Нет — их всех смело. И, может быть, к лучшему, что Рисаль, Бонифасио и Мабини[9] умерли молодыми. Ибо, кто знает, может быть, и они лишь пополнили бы ряды преданных забвению стариков, может, и они бы гнили в забвении и обиде, может, и они бы растратили остаток жизни, кочуя с одной тертулии на другую — попить шоколаду, посокрушаться. Как дон Лоренсо. Да, как этот великий дон Лоренсо! Посмотрите на него! Он растравлял себе сердце в безвестности и обиде. Ему нужно утешить гордыню, оправдать поражение — и что он делает? А он рисует себя настоящим героем! Энеем! Вот он здесь — в классическом одеянии, в классической позе, на фоне благородного классического пейзажа. Он целиком оторвался от родной земли, потому что родина отвергла его. И он помещает себя над грубым и вульгарным Настоящим — потому что Настоящее отказывается признать его значимость. Как он жалок! О, какая жалкая картина! Портрет художника, преданного забвению!

Все молча смотрят на Портрет. Никем не замеченные, по лестнице поднимаются Сюзен и Виолетта и останавливаются при виде молчащих людей. Переглядываются и хихикают в ладошку. Сюзен и Виолетта развязны в обращении и резки, злоупотребляют косметикой. На них узкие облегающие платья без рукавов. Обе изрядно навеселе.

Виолетта(приставляет ладонь ко рту и наклоняется вперед). Йа-хуу!

Все вздрагивают. Сюзен и Виолетта громко хохочут.

Кора(строго). Кто вы такие?

Тони(поднимается). Боже святый!

Сюзен(не обращая внимания на Тони). Простите за вторжение.

Виолетта. Так вы нас не знаете?

Сюзен. Я — Сюзен.

Виолетта. А я — Виолетта.

Сюзен. Мы актрисы.

Виолетта. Из «Парижского театра». Ну это (виляет бедрами) — варьете!

Пит(торопливо идет к ним). Ну, конечно, мы вас знаем! Определенно знаем! Сюзен и Виолетта, самые яркие звезды манильской сцены! Красавицы, я ваш рьяный поклонник! Не пропускаю ни одного представления!

Сюзен и Виолетта снова хихикают.

Какой сюрприз! Какой приятный, посланный богом сюрприз! Входите, красавицы, входите же! Кора, аппарат!

Кора. Что ты затеял?

Пит. Я сказал — достань аппарат.

Кора идет за фотоаппаратом.

Виолетта. Боже, вы хотите снять нас?

Сюзен. Вы из газеты?

Пит. Мы из «Ежедневных воплей» — «Дейли скрим», и мы чадим вас на обложке воскресного приложения.

Сюзен(подозрительно). С чего бы это?

Пит