Портрет дьявола - [10]

Рассказ этот потребовал от графа больших усилий, ему пришлось умолкнуть, а вскоре силы совсем его оставили. Я передал его сыну все, что мне было поручено…

— И все же он… — не выдержал Фердинанд.

— И все же… — повторил барон. — Однако не судите ошибочно о своем достойном друге! Часто я заставал его в старинном рыцарском зале одного, стоящего перед страшной картиной, равно как и в новом фамильном зале, где он обозревал длинный, простирающийся почти на десять столетий ряд своих предков. Явно борясь с собой, он возвращался затем к портрету праотца. По случайно подслушанным обрывкам фраз, обращенных им к самому себе, я с несомненностью понял, что ему первому среди Вартбургов пришла героическая мысль искупить праотцовский грех и ценой собственной гибели освободить свой род от проклятия. Не исключаю, что к этому решению его подтолкнула неизбывная тоска по любимой невесте.

— Как похоже на моего Алльвилля! — воскликнул растроганный Фердинанд.

— Но в юношеском порыве он не подумал о своей сестре, — добавил барон.

— Как так?

— Именно поэтому я к вам и обратился, поэтому и открыл вам тайну. Как вы уже слышали, Дитмар испытывал отцовскую привязанность к дочери своего врага и, снабдив ее богатым приданым, выдал замуж за одного храброго рыцаря. Рыцарь этот звался Адельберт фон Паннер, и от него происходят современные графы Паннер.

— Да что вы говорите? Мой предок?

— Он самый! И вполне вероятно, именно роду Паннер Дитмар предназначил преемство, когда его собственный род угаснет. А посему, в качестве вероятного наследника, поспешите…

— Никогда! — вскричал Фердинанд. — Пока Эмилия…

— Этого я от вас и ждал, — прервал его барон. — Не забывайте, однако, что во времена Дитмара упоминать в подобных документах женщин было не принято. Ваше необдуманное великодушие может только повредить Эмилии: призванная к наследованию родня, возможно, не проявит, в отличие от вас, такого юношеского благородства. В качестве родственника, пусть и по женской линии, я принял необходимые меры, и я считаю более чем уместным, чтобы вы присутствовали в замке при снятии печатей, дабы заявить о себе как о единственном потомке Адельберта и тут же, без лишних сложностей, вступить во владение наследством.

— А Эмилия?

— Предоставляю вам решать, что сделать для Эмилии. И думаю, ей будет обеспечено достойное существование, поскольку ее судьба окажется в руках человека, равного ей по рангу, умеющего ценить преимущества высокого рождения и понимающего, сколь необходимо относиться к ней почтительно и удовлетворять все ее запросы.

— И могу ли я надеяться, что Эмилия в дальнейшем позволит мне вернуть ей наследство, уже и сейчас по праву ей принадлежащее?

— О том спросите ее самое, — ответил барон и дал понять, что беседа закончена.

Обрадованный, Фердинанд поспешил к Эмилии. С прелестной непосредственностью она призналась, что разделяет его чувства, и вскоре с уст обоих полились сладчайшие слова любви.

Несколько дней прошло в блаженном опьянении; обитатели замка разделяли радость влюбленных, и Фердинанд сообщил матери о сделанном им выборе.

Уже начались сборы, чтобы поехать в замок Вартбург, но тут пришло письмо, омрачившее восторги Фердинанда. Его матушка отказывалась дать согласие на брак сына с Эмилией. Ее супруг, писала она, наказал ей, умирая, устроить брачный союз Фердинанда с дочерью барона Хайнталя и не давать благословения ни на какие другие партии. Требовать этого его вынуждала некая фамильная тайна, связанная со счастьем сына и благополучием всей семьи. Мать дала умирающему слово и обязана была его сдержать, сколь бы горько ей ни было препятствовать любовным устремлениям своего отпрыска.

Тщетно умолял ее Фердинанд, тщетно уверял, что предпочтет скорее не продолжить свой род, нежели оставить Эмилию. Мать вторила его жалобам, но оставалась непреклонна.

Барон заметил вскоре, что с Фердинандом творится неладное; пользуясь безграничным доверием юноши, он, разумеется, узнал из его уст, что произошло, и сам написал его матери. В письме он выразил недоумение по поводу странного наказа покойного графа, но мог просить только об одном: чтобы графиня обещала самолично явиться в замок Вартбург и увидеться как с назначенной невестой сына, так и с его избранницей — и, быть может, благодаря ее присутствию непонятное затруднение разрешится само собой.

В теплом, напоенном ароматами ранних цветов воздухе уже чувствовалась весна, в свежей листве щебетали птицы, леса были одеты прозрачной пеленой зелени, когда Фердинанд в обществе Эмилии, барона и его дочери прибыл в замок Вартбург.

Первые дни ушли на приготовления к основной цели их приезда, и Фердинанд и Эмилия утешали себя надеждой, что рядом с ними мать Фердинанда передумает и все препятствия на пути влюбленных будут устранены.

Через несколько дней она и в самом деле явилась, нежно обняла Эмилию и назвала ее своей возлюбленной дочерью, принять которую ей, к глубочайшему ее огорчению, мешает слово, данное умирающему.

Барон долго уговаривал графиню открыть причину этого удивительного условия, и наконец, после неоднократных отказов, мать Фердинанда заговорила: