Портрет человека-ножа - [3]
Под моими ногами бегают насекомые
я шагаю вдоль деревьев, задевая плечами стволы - кусты, молодые ясени, буксы, дикие вишни.
Едва возвратившись домой, замечаю в окно бегущего по улице мальчугана.
Решетка, просевшая внутрь, обозначает дальнюю границу сада или парка; на противоположной стороне - дом. Две другие стороны обнесены настоящими стенами: вдоль одной, с тяжелой железной калиткой, похожей на тюремную дверь, проходит улочка. Один ее конец ведет в поля, где она переходит в дорогу, а другой - к улице, с которой она сливается.
Рядом - деревня. Или ни единого дома. Леса, люцерновые поля.
Начинается город с закруглениями железнодорожных путей, рекой, аэропортом и старыми жилыми домами на холме, где стоит больница.
Высокие окна выходили на улицу, кованые железные прутья защищали их от взлома. Меня они тоже ограждали, и я всегда находился там, за ними, выглядывая наружу, но не решаясь выйти из-за страха: никто никогда не проходил мимо.
Спуститься, повернуть круглую дверную ручку, хлопнуть дверью.
Заметить его на улице.
Прислониться к стене и смотреть Смотреть, вернуться домой, запереть засов Сердито хлопнуть дверью и наконец выйти ~ разбивающееся стекло.
И солнечный свет на осколках с другой стороны - будь то бетонный порог или розовый песчаник большого зала. Закрыть или открыть дверь, смотря по тому, с какой стороны блестят осколки, - солнечный свет, - если дверное стекло разбилось, если я это сделал, как открывают глаза, как их таращат, несмотря на страх - благодаря ему.
Перед домом прошла группа детей. Мальчики, девочки - счастливая и развинченная толпа. Они устремились по улочке вдоль одной из моих стен и поспешили к лугам, изборожденным мшистыми ручьями, где полно маленьких зеленых лягушек, которых они будут ловить руками - точнее, охотиться и играть с ними. Прекрасный день каникул, столь светлый и теплый, никогда не принесет счастья, если кого-нибудь не помучить. Им это по плечу, ведь память у них короткая.
Толпа детей направляется по улице, и на мою стену ложатся их тени. Возбужденные, живые тела с пульсирующей кровью - и этот радостный солнечный свет, заливающий им щеки.
Никто не проходил по улице, никто не бегал в полях: я сидел в своей комнате и разводил огонь - выходящие на улицу окна были заколочены, а на стекло входной двери наклеен большой лист желтой бумаги.
Я выхожу, следую вдоль решетки, сворачиваю в проулок, шагаю через поля, направляюсь ко рву, останавливаюсь у ржавой калитки, пересекаю клумбы, огибаю бамбуковые заросли, добираюсь до принадлежащего мне дома и выхожу из него, дабы проследовать вдоль решетки, прошагать через поля, добраться до
В школьной столовой сидят дети в одинаковых синих фартуках, одинаково остриженные наголо. Утро: дневной свет такой же темный, как и деревянные столы с рядами мисок из тяжелого белого фаянса. Просторная, холодная и суровая комната, похожая на подвал большого дома, едва освещенный маленькими окошками.
Большие вытертые скамьи вдоль столов.
Я боюсь долго подсматривать: меня тотчас изобличили бы крики, возгласы, повернутые головы - кто-то шпионит у окна.
Дождь - однообразный, травянистый.
открытое море, туман
снаружи все напоминает стройплощадку.
Ночь такая душная, что дождя даже не чувствуется, но приходится огибать лужи в аллее и камни, вымытые дождем из земли: теперь, когда они выступили, немудрено и споткнуться.
Я ищу другую стену, где качаются длинные стебли бузины. Там очень живые, алеющие, непостижимые отблески.
Под ветвями я заметил силуэт: кто-то спрятался от дождя. Но здесь больше никого нет. Возможно, просто ощущение присутствия, как от только что угасшего света, вынуждает меня оставаться, несмотря на дождь и темноту.
Вжимая голову в плечи, я жду в паре шагов от чащи.
Маленький силуэт не шевелится: я чувствую, что он наделен тонкой жизнью и не боится. Это я сам не отваживаюсь приблизиться.
Днем иногда обрушиваются ливни, когда погода резко меняется - теплое солнце светит еще ярче, но дело тут не в лучах, а в состоянии неба. Так всегда бывает весной. Под навесом у порога остается сухой прямоугольник - если не считать следов моих (или его) подошв.
Сразу видно, что днем прошел ливень.
Нужно довести рисунок до ума: план сам по себе неплох, но слишком многого не хватает.
Например, парк: в глубине ров с местом для стирки белья, или забетонированным участком - там быстрая вода даже летом (этой ночью бесшумно пробивается согнутая, склонившаяся трава, водяные насекомые взбираются по ней и удерживаются, наперекор течению).
Открытое окно: света нет - лишь красные отблески пламени.
Лак на двери потрескался. Белая древесина с первым слоем синей краски, смытой скипидаром: в вертикальных прожилках остались грязно-синие линии.
Все это не обозначено. Я забыл о рвах или реке. Ряд крашеных либо лакированных плиток - кроваво-красных. Остальные плитки были серыми, пористыми, покрытыми накипью после мытья. Этими плитками был выложен порог или пат комнаты, либо подвала.
Что-то вроде большого зала во всю глубину дома, мне следовало бы его начертить, до самого конца сада, или парка, до лестницы, спускающейся лицевой стороной во двор, с балюстрадой спереди, на которую можно опереться и полюбоваться зеленой водой, отсвечивающей внизу меж деревьями.
![Околоток](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Рецидив](/storage/book-covers/03/03b126d6c10aeafacf8773a32493e7445674daca.jpg)
В этой книге Тони Дювер приступает к созданию диковинной сексуальной утопии, пейзаж которой развернется в его радикальных романах 70-х годов.
![Человек на балконе](/storage/book-covers/8d/8def334e1180f1dbe03423efa92be449185ee79d.jpg)
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
![Вниз по Шоссейной](/storage/book-covers/38/382487e85d7e0d04849eec3f99d900041048d46a.jpg)
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
![Собачье дело: Повесть и рассказы](/storage/book-covers/c4/c4a47a44f2265fb8e64489fb58f1e8e9c17fdb84.jpg)
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
![Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия](/storage/book-covers/6c/6ca55b43c7f10d51bc1dea6b7cb968d863e2702f.jpg)
Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.
![Гусь Фриц](/storage/book-covers/28/28a4806cb1511376c9fa03e617ede03319b9a63d.jpg)
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
![Опередить себя](/storage/book-covers/d6/d6fdb1d5c05a85b8a5c6dc4899a6a81eb7419355.jpg)
Я никогда не могла найти своё место в этом мире. У меня не было матери, друзей не осталось, в отношениях с парнями мне не везло. В свои 19 я не знала, кем собираюсь стать и чем заниматься в будущем. Мой отец хотел гордиться мной, но всегда был слишком занят работой, чтобы уделять достаточно внимания моему воспитанию и моим проблемам. У меня был только дядя, который всегда поддерживал меня и заботился обо мне, однако нас разделяло расстояние в несколько сотен километров, из-за чего мы виделись всего пару раз в год. Но на одну из годовщин смерти моей мамы произошло кое-что странное, и, как ни банально, всё изменилось…