Портрет Баскома Хока - [71]

Ну и вот, значит, когда мы приходили в ресторан, отец Крис О'Рок первым делом выкладывал на стол часы, а папа первым делом заказывал несколько бутылок шампанского. Там уж знали, что мы придем, и держали его во льду, в больших серебряных ведрах. А потом папа брал меню — большая такая карта и вся исписана немыслимой вкуснотой, — хмурился, делал важное лицо, откашливался и говорил отцу Долану:

— Итак, чем еще усладить ваш священнослужительский вкус, сударь мой?

В тот вечер после спектакля мы пошли к Уайту, и оба святых отца нас там уже поджидали. Чуть попозже пришел мистер Гейтс — он жив еще, на днях видела его на улице — совсем стал старый. Он был женат на красотке, каких ты и не видывал, а она сгорела в автомобильной катастрофе. И прямо у него на глазах. Вот ведь ужас, страшней ничего не придумаешь, правда? Ну вот, и по тому, как мистер Гейтс вошел, сразу было ясно, что он чем-то безумно взволнован. Он тоже был большой и толстый, и старые щеки просто дрожали, когда он вошел.

— Боже! — сказал папа. — Кролик несется на всех парусах!

— Мистер Гейтс обратился к папе через весь зал, на него даже озирались.

— Джо! Джо! — он сказал, а голос был хриплый такой, пропитой, он, я думаю, сильно пил. — Джо, представляешь себе, что я сделал? Купил безлошадный экипаж! Идем! Покатаемся!

— Погоди, погоди, погоди же! — сказал папа и простер по-актерски руки. — Не спеши, Кролик. Сядь, закуси и выложи все по порядку. Когда ты совершил сей отчаянный шаг?

— Сегодня, — прошептал мистер Гейтс хриплым таким шепотом. — Как ты думаешь, я правильно сделал?

Он обвел нас своими старыми глазами, и они у него буквально вылезали из орбит, а выражение лица ну до того испуганное! Ох! Мы и хохотали! Отец Долан хохотал, папе пришлось колотить его по спине, он до того закашлялся!

Мистер Гейтс был страшно милый человек. Он был большой, толстый, но такой красивый. Такой тонкий человек, и рот у него всегда дрожал и дергался, когда он собирался что-то сказать. Я думаю, потому его и прозвали Кролик.

И папа сказал:

— Сядь и поешь, а там поглядим.

Мистер Гейтс сказал:

— Видишь ли, Джо, там меня механик дожидается, и я не знаю, как с ним быть.

— Так ты что же — нанял его? — спросил папа.

— Ну да, — сказал мистер Гейтс. — Это чудовищно. Я совершенно не знаю, как с ним быть. То есть какое положение в обществе он занимает?

— Он моется? — спросил папа.

— О да, — сказал мистер Гейтс и глянул на отца Долана. — Я думаю, он святую воду на это употребляет.

— Ай, мистер Гейтс! — я сказала. — Какой ужас! И еще при отце Долане!

Но отец Долан только расхохотался, да я иного и не ожидала, он тоже был большой и толстый, страшно милый человек. И отец Крис О’Рок смеялся, но ему, мне кажется, было не очень приятно.

— То есть, — сказал мистер Гейтс. — Я не знаю, как с ним обращаться. Выше он меня, ниже и вообще?

— На мой взгляд, — сказал папа, — он мало сказать выше, ты где-то под ним барахтаешься. И зачем ты так любишь кататься, Кролик? Ну и саночки же тебе придется возить!

Какой папа был чудный, все его любили. Мистер Гейтс страшно терзался из-за этого шофера. И ведь вспомнишь теперь — до чего смешно, он не знал, сажать ли его за стол со своими домашними, обращаться как с членом семьи — и так далее. Очень он был тонкий человек, мистер Гейтс, большой, толстый, но деликатнейшее, благороднейшее существо.

— М-да, это сложный вопрос социального этикета, Кролик, — сказал папа. — Знаешь, давай пригласим его отужинать с нами. И посмотрим, что он собой представляет.

Ну, мистер Гейтс вышел за ним и очень скоро его привел, и он был, в общем, страшно милый молодой человек, с усиками, в спортивном пиджаке, в кепке, и все на него уставились и толкали друг друга локтями, и он страшно стеснялся. Но папа замечательно умел обращаться с людьми, он сразу вывел его из неловкого положения. Он сказал:

— Садитесь, молодой человек. Хочешь кататься — сперва накорми шофера.

И он сел, и нас накормили изумительным ужином. В ресторане подавали сочные отбивные, обжаренные в масле, и толстенные бифштексы, и совершенно обворожительные были устрицы и крабы.

Конечно, был, в общем, не сезон, но мы начали с устриц и шампанского. Молодой человек, я думаю, совсем не привык пить. Папа все подливал ему, и он дико опьянел. Страшно был смешной, все твердил о своей ответственности.

— Жуткая ответственность, ведь от тебя зависит столько жизней, — он сказал. А папа опять ему подливает. — Минутное колебание в решительную минуту — и все пропало.

— Золотые слова, — сказал папа, а сам опять ему подливает.

— Надо иметь ясный ум и твердую руку.

— Именно, сынок, — сказал папа. — Уж теперь-то ты будешь твердый. Просто каменный будешь.

Мистер Гейтс и отец Долан так хохотали, что у них даже слезы потекли. Ох, нам страшно весело было тогда, и все так невинно было.

Потом мы все собрались уходить, и я, в общем, дико волновалась: бедный мальчик еле держался на ногах, и я не знала, что с нами будет. Папа был такой веселый, возбужденный, он так разошелся, в глазах чертики прыгали, он запрокидывал голову и хохотал, на весь ресторан было слышно.

Отец Крис О'Рок назавтра служил мессу, и он ушел, а отец Долан остался с нами. Мы все вышли, и папа с мистером Гейтсом волокли молодого человека, и за нами вышел весь ресторан, и мистер Гейтс сказал, чтоб я садилась впереди, с шофером. Господи, и гордилась же я! А папа и мистер Гейтс и отец Долан сели сзади. Уж и не знаю, как они туда втиснулись, машина была страшно маленькая — я думаю, папа сел к отцу Долану на колени. Ну да! Так и было, я вспомнила.