Портрет А - [70]

* * *

Крылья без головы, без птиц, свободные от всякого тела, одни лишь крылья летят навстречу солнцу и небу, которое еще не засияло, но борется изо всех сил за сияние, пробивают свой путь в эмпиреях, словно снаряд долгожданного блаженства.

Тишина. Взлетают.

То, о чем мэйдостранцы так долго мечтали, наконец удалось. Теперь они там.

Из сборника «Пассажи: 1937–1963» >{122} (пер. А. Поповой)

Игра со звуками

…

Когда ничего не движется, движется время,

время,

ни вверх, ни вниз,

время,

по мне,

со мной,

и во мне,

через меня,

минует во мне пролёт за пролётом, а я извожусь и жду.

Время.

Время.

Я себя через Время прослушиваю.

Ощупываю себя.

Я долблю себя Временем.

Соблазняюсь и раздражаюсь…

Плету себя.

Поднимаю.

Переношу.

И долблю себя Временем…

Птица-дятел.

Я птица-дятел.

Птица-дятел.

* * *

Что я делаю?

Я зову.

Я зову.

Я зову.

Я не знаю, кого я зову.

Тот, кого я зову, не знает.

Это кто-то слабый,

наголову разбитый.

Это кто-то гордый, он все равно не разбит.

Я зову.

Я зову кого-то оттуда,

этот кто-то затерян вдали,

в совершенно другом мире.

(Значит, вся моя твердость вранье?)

Я зову.

Я сел за чистейший из инструментов,

не сравнить с моим голосом глуховатым.

За певучий инструмент, который меня не судит,

который за мной не следит,

я отбросил всякий стыд и зову,

я зову,

я зову из далекой могилы прошедшего детства

оно, как и прежде, дуется, сжавшись в комок,

из далекой пустыни моих нынешних дней,

я зову,

я зову.

Этот зов меня самого удивляет.

Я зову, хотя, может быть, уже поздно.

Просто, чтобы мой потолок обвалился,

может быть, и так,

но главное —

я зову.

Из сборника «Лицом к засовам» >{123}

Из цикла «Поэзия — сила» >{124} (пер. А. Поповой)

За дело, я здесь

Толкнул твою дверь и вошел

За дело, я здесь

Внутри

И тебе помогу

Покинутости — конец

Проблемам — конец

Отбросим проблемы — разорванные веревки

Кошмар, который загнал тебя в угол,

исчез

Подставляю плечо

Ты вместе со мной сделаешь первый шаг

По лестнице бесконечной

Которая тебя понесет

Которая тебя вознесет

Поможет прийти к себе

Я тебя успокою

Раскину в тебе скатерти мирной жизни

Пригрею ребенка твоей мечты

Взмах

Взмах пальмовых листьев и прочь хоровод тревожных

видений

Взмах и где твоя снежная бледность

Взмах у твоего очага… в нем заново вспыхнет пламя

За дело, я здесь

Твоим мыслям-стремлениям легче дышать

Твои мысли о беде поредели

Моя сила уже вошла в твое тело

…и лицо у тебя посвежело, морщины ушли

Болезнь к тебе уже не найдет дороги

Лихорадка отступилась

Покой гулких сводов

Покой цветущего луга

В тебе снова наступит покой

Я мчусь к тебе на помощь, как целый полк

Груз слетает с твоих утомленных плеч

Словно облачко дыма с вулкана

И злобные лица вокруг

Змеиные глазки, любители чужих неудач

Тебя уже не увидят

Их больше нет.

Спасательная команда

Работает в тайных глубинах

Как подводное теченье

Как громкая песнь

Эта песнь тебя обнимает

Эта песнь тебя поднимает

В этой песни журчит миллион ручейков

Эту песнь питает усмиренная Ниагара

Эта песнь все целиком для тебя.

Никаких больше тисков

Никаких черных теней

Никаких страхов

Не осталось даже следа

Ничем таким и не пахнет

Где раньше болело, теперь — бинты

Где раньше было раздроблено — все срослось

Где было заражение — новая кровь

Где были засовы, теперь океан открытый

Океан, где ты плывешь и его собой наполняешь,

Безупречный, словно яйцо из слоновой кости.

Я умыл лицо твоей будущей жизни.

Из цикла «Ломти знания» >{125} (пер. О. Кустовой)

Случается, что у директора зоопарка родится сын с ластами вместо ног. Конечно, как всякое несчастье, это — полная неожиданность.

И тем временем, пока ребенка доставляют на Крайний Север, надеясь, что там он окажется в более подходящей среде, семья, и так облеченная некой таинственностью, просто исчезает в ней. Кто может похвалиться тем, что действительно узнал семью директора зоопарка?

* * *

Сколь менее презренны были бы люди, не носи они все на себе лица.

* * *

В восемь лет я все еще хотел, чтобы меня считали растением.

* * *

Не все лошади, обретя вместо хвоста кнут, стали бы кучерами.

* * *

С точки зрения собаки Нью-Йорк должен быть пониже.

* * *

Суметь подобрать духи к собственным утратам.

* * *

Запятые теряются между домов, поэтому их так трудно читать и так утомительно одолевать улицы.

Фразы городов бесконечны, но они завораживают. И из деревень дезертируют некогда отважные землепашцы: им самим теперь хочется разобраться в восхитительно запутанном тексте, о котором все только и говорят — в него так мучительно вчитываться, да и возможно ли вчитаться?

И однако они стараются это сделать, упрямые трудяги, шагая без передышки, впитывая на ходу испарения сточных труб и проказу с фасадов вместо скрытого смысла. С рассудком, затуманенным нищетой и усталостью, блуждают эти люди перед витринами и прилавками, подчас забывая о цели поисков, но никогда — о самих поисках… Так исчезают деревни.

* * *

Все прекрасно, сказал палач. У несчастья цветущий вид.

* * *

Когда петух начнет нестись, заговорит курица.

* * *

Человеческий слух беззащитен. Судя по всему, соседей не предполагалось.

* * *

Ноги не доказывают существование лица, они доказывают существование пляжа.

* * *

Шнурок на ботинке посла рвется лишь перед Их Королевскими величествами.

* * *

Молчаливый в горах, болтлив на равнине.