Портрет А - [20]

Пусть втягивает в себя воздух, чистый воздух, ускользающий и распирающий, безликий и неограниченный, воздух, никому не принадлежащий, девственный, сокровенный, — воздух, который насыщает, не затрагивая органы чувств.

Впустить его в себя — еще ничего не значит, его нужно донести — до центров, до лотосов, до центров живота, до центров гордости, до лобного центра белого света, и до мыслей, до содружества всех мыслей и по ту сторону мысли.

* * *

В утреннем тумане появляется Ганг. Давайте, чего вы ждете? Поклоняйтесь ему. Это необходимо, разве не ясно?

Как это можно так тупо стоять столбом, словно человек без Бога или с одним-единственным Богом, за которого он цепляется всю жизнь и не может поклоняться ни солнцу, ни чему бы то ни было другому? Тут солнце появляется из-за горизонта. Поднимается и повисает перед вами. Как можно ему не поклоняться? И чего ради вечно себя сдерживать?

Входите в воду и креститесь, креститесь утром и вечером, смойте с себя покров грязи.

О, Ганг, великое создание, ты омываешь нас и благословляешь.

Ганг, я не пытаюсь ни описать, ни зарисовать тебя, я склоняюсь перед тобою и обретаю смирение в твоих волнах.

Укрепи во мне отрешенность и молчание. Позволь мне молиться тебе.

Если вы в Индии и не молитесь, ваше путешествие пропадет зря. Все равно, что скормить свое время комарам.

* * *

Благонравие женщин и девушек в Бенгалии, их скромность хоть и раздражают так сильно европейцев, но все же являют собой восхитительное и успокаивающее зрелище. Они прикрывают часть лица, как только заметят чужестранца, и, главное, немедленно отходят с середины тротуара, огибая вас по его внешнему краю, как они не похожи на европейских дам… Как это я считал англичанок сдержанными! Практически голые ноги, ничем не прикрытые, которых даже собака могла бы коснуться, пробегая мимо, они идут и не опускают глаз, не прячут лица. И потом эта выставленная на обозрение грудь, готовая бог знает к каким атакам…

Я наблюдал, как с фабрики (это была джутовая фабрика) выходили рабочие и работницы. Они почти не говорили друг с другом, держались на расстоянии, сари окутывало их весьма благопристойно. Какие манеры![17]

Каждая замкнута в себе. Всегда удивительно смотреть на индийскую толпу. Каждый за себя. Подобно тому как в Бенаресе в водах Ганга каждый сам следит за тем, чтобы обрести спасение.

* * *

Для индуса имеют значение религия и каста, остальное уже детали. Они носят прямо на лбу ясные знаки принадлежности к тому или иному культу — широкие горизонтальные или вертикальные линии, проведенные коровьим навозом.

Для индуса имеют значение предписания и все искусственно созданное.

Если учесть, насколько ограниченны от веку его потребности, такой выбор кажется предопределенным. Там, где заканчиваются потребности, европеец отдыхает, а вот у индуса потребностей нет. Он с легкостью поест один раз в день вместо трех, причем сегодня в полдень, а завтра — в семь, спит он когда придется и где придется, расстелив одеяло на земле.

И вообще, нуждой и лишениями здесь никого не удивишь.

Надо видеть их гостиницы. Диоген слыл оригиналом из-за того, что поселился в бочке.

Однако ему ведь не приходило в голову сдавать ее какой-нибудь семье, или путешественникам из Смирны, или разделить ее с друзьями.

Так вот, в индийской гостинице вам дают комнату, в которой места только и хватает, что на пару тапочек. Поселить туда собаку — задохнется. А вот индус не задыхается. Он обходится тем объемом воздуха, который ему дают.

Удобства его раздражают. Он их воспринимает как что-то враждебное. Если бы индусов завоевал другой народ, не такой замкнутый, как англичане, индусы внушили бы им стыд за их комфортную жизнь.

И вообще, страданиями здесь мало кого удивишь.

В Европе нищий слепец у многих вызовет сострадание. В Индии пусть не надеется, что его слепота кого-то разжалобит… Нет уж, вот если бы к слепоте добавить переломанные колени, ампутированную руку или хотя бы кисть, и чтоб она как можно сильней кровоточила, потом еще бы и ноги не было, и провалившийся нос, само собой, не помешает. Добавить сюда пляску святого Витта, и тогда, может быть, ему и удастся извлечь из всех этих бед какую-то пользу. Люди заметят, что дела у него идут не слишком и что монетка ему бы не помешала. И то не факт. В таком зрелище нет ничего особенного, вон их сколько. Попадаются люди, настолько исхудавшие, что уже не поймешь, это живой человек или скелет.

Есть тут один нищий — безрукий, с парализованными ногами, он ползет на коленях, и за ним, метрах в двух, волочится котомка, привязанная веревкой к пояснице, по утрам он появляется на Чауринги, это оживленный бульвар в Калькутте. Думаете, ему достается куча денег? Я как-то из праздного любопытства двигался за ним примерно с полчаса — за это время он собрал всего 2 пайса (4 пайса составляют один анна, а 16 анна — это одна рупия, 7 франков). Некоторые так шатаются, что не продвигаются за все утро и на десять метров, падают и снова поднимаются. В этом же самом городе живут раджи, самые богатые люди в мире, наравне с американскими миллиардерами. Ну что вы, у каждого своя судьба. Ко всему можно привыкнуть. Если эгоист записался в святоши, он делается еще в десять раз большим эгоистом.