Портрет А - [16]

Ответ: 1) одна доля от осла

2) две от петуха

3) одна от белки

4) одна от пантеры-самки

5) две от пантеры-самца

6) пять от черепахи

7) одна от бамбука

8) одна от гуся

9) две от вороны

10) две от обезьяны, и т. д., и т. д.

34) две от якоря, и т. д., и т. д.

36) три от кормчего

37) одна от мачты, и т. д., и т. д., и т. д.

61) две от семени, и т. д., и т. д., и т. д.

И так шестьдесят семь пунктов — больше сотни качеств.

Удивляет не то, что требуется столько разных качеств, и даже не то, что их нужно разъяснять на трех сотнях страниц, подробно описывая осла с двумя ушами, петуха со шпорами и пр., чтобы все они возникли перед глазами, удивляет, что все это ему известно заранее. Таков стиль индуса: пространный, широкообзорный, собственнический, падкий до наслаждений. В противоположность китайскому, где сплошь аллюзии, намеки, краткие обмолвки.

* * *

Когда я посмотрел на турок и на армян, еще ничего не зная об их истории, я почувствовал, что, будь я турком, мне доставило бы удовольствие избить армянина, а на месте армянина мне бы пришлось быть битым.

Когда я посмотрел на марокканцев и на евреев, я понял, что марокканцам хотелось насиловать жен евреев у тех на глазах, и они часто это делали.

Можно искать объяснения. Но тогда получится что-то совсем другое.

Когда змея впервые видит мангуста, она чувствует, что эта встреча будет для нее роковой. И то, что мангуст терпеть не может змей, — не результат размышлений. Стоит ему увидеть змею, как он проникается ненавистью и съедает ее.

Когда я посмотрел на индусов и мусульман,[12] я сразу понял, как мусульманам хочется задать трепку индусам и сколько индусов с удовольствием подкинули бы потихоньку дохлого пса в мечеть.

Теперь для тех, кто их не видел или не почувствовал этого, можно найти несколько объяснений, идущих издалека.

На все народы, принявшие мусульманство, — на турок, афганцев, персов, на часть индусов, силой обращенных в мусульманство, на эфиопов, мавров, малайцев и пр. — народ Магомета наложил свою печать.

Араб — воплощение ярости. Его символ веры полон угроз: «Нет бога, кроме Аллаха». Его символ веры — это отпор, чуть ли не ругательство — он гремит, и пощады не жди.

Его приветствие: «Да спасется каждый, кто следует истинной вере!» (Истинной! Прочих приветствовать незачем.)

Арабский сад — урок строгости. Ледяная суровость.

Пустыня — вот природа арабов, а вся прочая природа — грязна, неблагородна и раздражает их дух. Никакой живописи, никаких цветов. «Это все сплошное легкомыслие».

Непреклонность. В древней мечети в Дели два медных идола были приделаны к камням, образуя порог, так что каждый входящий правоверный должен был ipso facto[13] попирать их ногами.

На севере некоторые индийские дети-сироты принимают христианство. Магометан же обратить нельзя. Бог мусульман — самый непререкаемый. Другие боги перед ним рассыпаются в прах. И человек перед этим Богом ни во что себя не ставит. Он падает лбом в землю. Поднимается и снова падает лбом в землю, а потом еще и еще.

Арабский язык — как всасывающий и нагнетающий насос, в нем мечутся туда-сюда «х», которые могли родиться только из обозленности, из желания дать отпор противнику и своим собственным соблазнам.

Их письмо — как стрела. Все алфавиты состоят из букв, заполняющих какую-то площадку: либо отрывистыми штрихами (как в китайском), либо обводящими линиями (иврит, санскрит, мексиканский и пр.).^{54} Арабское же письмо — сплошная траектория,[14] одна линия, составленная из линий. В арабской вязи все стрелы прямые-прямые, и между ними вклинивается порой рассекающий диакритический знак. Их письмо — настоящая стенография, писать такими буквами вчетверо быстрее, чем латинскими (турки, которые только что перешли на другой алфавит, испытали это на собственной шкуре).

Гласные они в расчет не берут, только согласные; гласные же — дурной плод и неподобающее удовольствие. Они не пишутся — их пропускают, и произносят все гласные примерно как немое «е» во французском — букву из праха, которую сохранили, потому что не было способа от нее избавиться.

Вся работа поэтому ложится на согласные. Против согласных никто ничего не имеет — все строго, никакой роскоши.

Араб благороден, целен, яростен.

Арабская притча настолько вычищена, что в ней вообще ничего не остается, кроме какого-то напряжения, точного слова, сжатой формулировки… Краткие сентенции, краткая развязка.

В притче все спрессовано.

Внутри мечетей пусто, это разноцветная тюрьма.

Араб смел и держится по-рыцарски.

Каждое из этих качеств — противоположно качествам индуса. Хоть бери и сравнивай по пунктам.

* * *

Несмотря на их многочисленность, индийцев множество раз завоевывали. Александр Македонский, греческие цари, гунны, монголы, англичане, кто их только не побеждал — они уже восемьсот лет как потеряли независимость.

Еще и сегодня один гуркх (это потомки монголов, живущие на северо-востоке Бенгалии) подчиняет себе десятерых бенгальцев^{55} и запугивает, таким образом, еще сотню.

Все это тоже не поддается простому объяснению, хотя почувствовать это просто.

Первая причина — это природная склонность к пораженчеству, свойственная в глубине души каждому индийцу. Стоит королевскому слону струсить и повернуться к неприятелю задом, и уже вся армия в панике.