Портной из Панамы - [21]

«И еще этот галстук, который всегда так мне нравился, — подумал Пендель. — С синими зигзагами и нежными вкраплениями бледно-розового». Оснард взирал на него с гордостью творца, а Пенделю становилось все тревожнее.

Глава 5

Дождь кончился. Ярко освещенные автобусы, проносившиеся мимо них, подпрыгивая на ухабах, были пусты. Темно-синее вечернее небо наливалось ночной темнотой, но жара не спала, потому что в Панама-Сити она никогда не спадает. Здесь всегда стоит жара — влажная или сухая. И всегда стоит шум: уличного движения, отбойных молотков, собираемых или разбираемых строительных лесов, самолетов, кондиционеров, музыки, бульдозеров, вертолетов и — если вам крупно повезет — птиц. Оснард держал в руке сложенный зонт. Пендель, несмотря на снедавшую его тревогу, был невооружен. Вообще собственные ощущения вдруг стали для него загадкой. Его только что испытали, а человек после испытаний становится мудрее и сильнее. Но для чего его испытывали? И стал ли он мудрее и сильнее? И если прошел через испытания и выжил, почему не стал чувствовать себя в безопасности? Тем не менее он был рад вновь окунуться в знакомую атмосферу.

— Пятьдесят тысяч баксов! — крикнул он Оснарду, отпирая машину.

— За что?

— Чтоб перекрасить вручную эти автобусы! Они нанимают настоящих художников! И на это уходит целых два года!

На самом деле Пендель этого не знал. Ляпнул наобум — всего лишь ради самоутверждения. Усевшись за руль, он с досадой вспомнил, что цифра была совсем другая, около пятнадцати тысяч, а срок составлял вовсе не два года, а два месяца.

— Хотите, я поведу? — спросил Оснард, оглядев дорогу.

Но Пендель вновь был сам себе хозяином. Всего лишь десять минут тому назад казалось, что свободы ему уже никогда не видать. Теперь же он сидел за рулем собственного автомобиля, пусть даже рядом со своим тюремщиком, и на нем был нарядный дымно-голубой костюм, а не вонючая роба из грубого джута с фамилией «Пендель» на кармашке.

— И никаких ловушек? — осведомился Оснард.

Пендель не понял.

— Ну, людей, которых бы там не хотелось вам встретить. Кредиторов, мужей жен, которых вы трахали, в этом роде?

— Я никому ничего не должен, кроме банка, Энди. И этим, вторым делом тоже никогда не занимался. А если б и занимался, это никогда не дошло бы до ушей моих клиентов, поскольку сами знаете, каковы они, эти латинские джентльмены. Наверное, считают меня каплуном или «голубым». — И он громко, за двоих, расхохотался, а Оснард наблюдал за дорогой через боковые зеркала. — Откуда вы, Энди? Где ваш дом? Похоже, отец сыграл важную роль в вашей жизни, если он, конечно, не вымысел. Он действительно был так знаменит? Уверен, что да.

— Он был врачом, — не раздумывая, выпалил Оснард.

— Каким именно? Выдающимся хирургом, делал сложные операции на мозге? Специалистом по легочным или сердечным заболеваниям?

— Врачом общей практики.

— И где же он практиковал? В каком-нибудь экзотическом месте?

— В Бирмингеме.

— А матушка, позвольте спросить?

— Она с юга Франции.

Но Пендель не мог удержаться от мысли, что и покойный отец из Бирмингема, и матушка с Французской Ривьеры являются всего лишь плодом вымысла Оснарда. И что их никогда не существовало в природе, равно как и выдуманного им, Пенделем, Брейтвейта.

В клубе «Юнион» собирались самые богатые люди Панамы. Напустив на себя уверенный и безразличный вид, Пендель въехал под красную арку пагоды и нарочито резко затормозил, чтоб доказать двум охранникам в униформе, что и он, и его гость люди белые и принадлежат к среднему классу. По пятницам здесь проводились молодежные вечеринки в стиле диско для отпрысков местных миллионеров. У ярко освещенного входа тусовались семнадцатилетние принцессы и простоватого вида парни с толстыми шеями, золотыми браслетами на руках и мертвыми глазами. Крыльцо ограждали тяжелые пурпурные канаты и охраняли широкоплечие молодые люди в шоферских униформах и с пластиковыми идентификационными карточками в петлицах. Охранники доверительно улыбнулись Оснарду, подозрительно покосились на Пенделя, но пропустили. И вот они вошли в вестибюль — просторный и прохладный, с видом на море. По покрытому зеленым ковром пандусу можно было подняться на террасу. С нее открывался великолепный вид на бухту с выстроившимися в линейку кораблями на горизонте. Над ними уже успела сгуститься ночная тьма, похожая на плотную грозовую тучу. Последние отблески дня быстро исчезали. В воздухе витал запах сигаретного дыма, дорогих духов, и все вокруг содрогалось от ритмичных звуков джаза.

— Видите вон там дамбу, Энди? — прокричал на ухо Оснарду Пендель. И, по-хозяйски поддерживая гостя под локоток, указал свободной рукой в даль. — Сделана из всего мусора, который удалось выудить во время очистки канала. Не дает рекам загрязнять дно наносами, что помешало бы навигации. Эти янки, предки наших отцов, кое в чем разбирались, — заявил он, очевидно, относя фразу о предках к Луизе, поскольку в его роду янки отсутствовали. — Вам надо бы побывать здесь, когда показывают кино под открытым небом. Вы, наверное, думаете: какое такое может быть кино под открытым небом в сезон дождей? Так вот, оно есть! А все потому, что в Панаме дождь идет всегда в одно и то же время, между шестью и восемью вечера. Причем в любой сезон! В среднем получается — всего два дня в году! Вижу, вы удивлены.