Порш - [2]

Когда он вышел за сигаретами, Полина позвонила сестре.

— Может, больной? — предположила Татьяна.

— Он просто очень молод, — бодрилась Порш, — я думаю, в этом дело.

Дальше была летняя Ялта, гладкий питон на набережной, денежные переводы от родителей и соленые рапаны. Рома все время что-то писал в школьной тетрадке. Полина пыталась туда заглядывать, но почерк у мужа был неразборчивый и какой-то вялый. То, что удавалось прочесть, было вовсе не про Полину, а про какую-то Надю. Вечером они гуляли и беседовали о литературе. Рома все время повторял: «Я — лидер молодых!» — и нехорошо задирал подбородок.

— Видишь то кафе, под желтым тентом? — спросил он однажды.

Они сидели на каменном парапете набережной и ели помидоры.

— Да.

— Я обедал там два года назад, а потом пошел на вокзал, снял одну проститутку…

Полина изумленно молчала.

— Все этим и кончается, — Рома вздохнул, — да, Порш, через два года я буду обедать с другой девушкой и скажу ей: «Видишь то кафе, там я пил вино с Порш».

Другая девушка совершенно не вписывалась в Полинины планы. Она принялась горячо убеждать мужа, что они вместе навсегда.

— Знаешь что? — сказала Полина. — Напиши на бумажке, что с тобой случится через год, а когда это время придет, мы прочитаем и сравним, а?

Рома вырвал листок из тетрадки и стал писать, остро закрываясь локтем. Закончив, он спрятал листок в карман шортов.

В Москве он расшифровывал пляжные записки и заносил в компьютер:

Одна женщина на пляже легла так, что ее головы было мне не видно. Я подумал, что у нее нет головы, и совершенно не удивился.

Получилось еще несколько таких предложений.

— Почему ты ничего не пишешь?! — кричала Полина. — Пиши, идиот, пиши! Ты только и делаешь, что пьешь, от тебя никакого толку! Ни денег, ни даже одного жалкого рассказика!

Денег действительно не было. Рома говорил, что материальные ценности не имеют в его глазах никакого веса, но зарабатывать он может, и даже очень много. Он начал заговаривать о ребенке. Полина отмалчивалась. Дни напролет он ходил за ней по дому и при каждом удобном случае доставал член. Всем, кто приходил в гости, он немедленно предлагал заняться групповым сексом. Обычно все отказывались, но были и такие, кто соглашался. Так Полина на глазах у мужа совокупилась с Южиным и его сыном от первого брака. Глухим после менингита.

Роман жаловался, что жена недостаточно активна и не блондинка. Под активностью он понимал готовность спариваться с гостями. Пьяный он бил Полину. Она убегала к Татьяне. На третий день он обычно звонил, чтобы попросить прощения. Ей ничего не оставалось, как возвратиться, выбросить пустые бутылки, почистить заблеванный унитаз, поменять постельное белье и вымыть пол. Во время уборки, пока муж виновато лежал на диване и страдал головой, Полина мрачно размышляла о будущем. Ей казалось, она ошиблась и никакой он не писатель, а банальный психопат и алкоголик, но тут же вспоминались его успехи, журналы, где печатались его рассказы, и рекомендация Южина. Все-таки Южин занимал видное место в литературе, он знал, кто чего стоит. Разбирая шкаф, Полина нашла ялтинские шорты. Из кармана выпала скомканная бумажка, на ней было написано:

Планы Р. Ш. на будущий год:

1. Расстанусь с женой (потом опять сойдусь, но жить будем порознь).

2. Напишу поэму!!!

3. Много раз выступлю по телевизору.

Она ушла в ванную и долго умывалась холодной водой.

— Поршик, — позвал Роман, — хочешь послушать стихи?

— Какие? — враждебно спросила Полина.

— Врачующая сигаретой, уходит женщина…

— Кто написал эти стихи? — настойчиво и зло перебила она.

— Ходасевич!

Врачующая сигаретой,

Уходит женщина гулять,

И дым ползет по белу свету —

Судьба рифмуется на ять.

— Это не Ходасевич, — прошипела Полина, — это ты пишешь шизофреническое говно!

— Что?! — заорал он, приподнимаясь с дивана. — Да как ты смеешь, бездарь!

— Да, это говно, — настаивала Полина, — и я не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Какое «ять» и при чем здесь судьба, я не понимаю этого!

Рома растерялся.

— Все понятно, — произнес он тихо, — «ять» — это смерть, последняя буква, с ней рифмуется любая судьба.

— Ты знаешь, чем хорошие стихи отличаются от плохих, от твоих стихов? — бушевала Полина. — Тем, что настоящий поэт находит простую и гениальную ассоциацию, которая понятна всем и не вызывает вопросов. А ты только делаешь вид, что нашел эту ассоциацию, но на самом деле твои стихи — белиберда. Поэтому ты все рифмуешь со смертью, да еще с таким подтекстом, как будто ты о ней что-то знаешь.

Он дико, неестественно захохотал и продолжил декламацию:

Курю одну, курю другую,

Зачем мужчине горевать?

Ведь мир — раскрытые гаремы,

А не семейная кровать.

В ноябре Поршик отвела мужа к наркологу.

— Кодирование — довольно вульгарный термин, — рек врач, — но в целом мы с ним согласны.

Рому уложили на застеленную зеленым кушетку и через белый, напоминавший повисшую соплю катетер ввели в нутро препарат серии «Торпедо». На процедуру следовало захватить алкоголь. Пока Рома ошарашенно лежал, впитывая «Торпедо», Полина поднесла врачу бутылку пива.

— А вот и ваше любимое пиво! — зазвучал оптимистичный голос врача. — Сейчас мы посмотрим, сможете ли вы его выпить? — И он влил несколько капель пациенту в горло.