Порождения света и тьмы - [8]

Далеко, в огромной зале, где свет, тусклый и оранжевый, дрожит по углам, а мертвые укладываются обратно на незримые катафалки над их отверстыми могилами, слышит. Вэйким слабый отголосок, то чуть нарастающий, то стихающий вовсе, и не схож этот звук ни с чем, что доводилось ему слышать до тех пор. Он кладет руку на жезл и спускается с возвышения.

— Старик, — говорит он тому, с кем разговаривал ранее, тому, чьи волосы и борода замараны вином, а часы в левом запястье остановились, — старик, услышь меня и ответь, если знаешь, что это за звук?

Немигающие глаза пялятся вверх, мимо Вэйкима, губы шепелявят:

— Хозяин…

— Я здесь не Хозяин.

— Хозяин, это всего лишь воет пес.

Тогда возвращается Вэйким на возвышение и предает их всех могиле.

Потом свет гаснет, и жезл ведет его сквозь тьму do предначертанному пути.

* * *

— Я принес твой жезл, Хозяин.

— Встань и подойди.

— Мертвые возвращены, куда должно.

— Очень хорошо. Вэйким, мой ли ты человек?

— Да, Хозяин.

— Ты подчиняешься моим приказаниям, ты готов послужить моей воле?

— Да, Хозяин.

— Вот почему ты — мой посланник в Срединные Миры и за их пределы.

— Я должен покинуть Дом Мертвых?

— Да, я посылаю тебя отсюда с поручением.

— Поручением? Каким?

— Это долгая история. Ведомо ли тебе, что много в Срединных Мирах людей очень и очень старых?

— Да.

— А некоторые даже вневременны и бессмертны?

— Бессмертны, Господин?

— Тем или иным способом некоторые сумели достичь своего рода бессмертия. Быть может, они следуют течениям жизни и черпают свои силы из них, избегая волн смерти. Быть может, они так отладили свою биохимию, или же постоянно обновляют свои тела, или же переходят из одного своего тела в другие, или пиратски захватывают чужие тела. Быть может, они обзавелись металлическими телами, а может, обходятся вовсе без тел. Как бы там ни было, стоит тебе попасть в Срединные Миры, и ты услышишь россказни о Трехстах Бессмертных. Это лишь примерная цифра, ибо мало кто толком о них что-нибудь знает. На самом деле их двести восемьдесят три. Это — жульничество и по отношению к жизни, и по отношению к смерти; и, как ты можешь заместить, само их существование нарушает равновесие, вдохновляет других на попытки подражания легендам о них, побуждает считать их богами. Одни из них — безвредные скитальцы, другие — отнюдь не таковы. Бее могущественны и искусны, все сведущи в продолжении собственного существования. Но один особенно зловреден, и уничтожить именно его я тебя и посылаю.

— Кто же это, Хозяин?

— Его зовут Принц Который Был Тысячью, и обитает он вне пределов Срединных Миров. Его царство не от мира жизни и смерти, в извечно сумеречном месте. Его, однако, трудно обнаружить, ибо часто покидает он свою вотчину и вторгается в Срединные Миры — и повсюду. Желаю я, чтобы пришел ему конец, ибо издавна противостоит он и Дому Мертвых, и Дому Жизни.

— А как он выглядит, этот Принц Который Был Тысячью?

— Как пожелает.

— Где найду я его?

— Не знаю. Тебе нужно его искать.

— Как я узнаю его?

— По делам, по словам. Он наш противник во всем.

— Но ведь наверняка и остальные против вас…

— Уничтожай всех встречных, кто противится нам. Ну а Принца Который Был Тысячью ты узнаешь, поскольку уничтожить его будет труднее всех. И (ж ближе всех будет к тому, чтобы уничтожить тебя.

— А вдруг он сумеет.

— Тогда я потрачу еще тысячу лет, чтобы выпестовать другого посланника, способного взяться за это задание… Я не хочу, чтобы он пал завтра или послезавтра. Даже чтобы просто обнаружить его, тебе понадобятся века и века. Время не играет особой роли. Должна минуть эпоха, прежде чем он начнет представлять для нас с Озирисом реальную угрозу. Путешествуя в его поисках, ты узнаешь о многом. Когда ты его найдешь, ты наверняка его узнаешь.

— Достаточно ли я силен, чтобы покончить с ним?

— Думаю, да.

— Я готов.

— Тогда я пускаю тебя по следу. Я даю тебе способность вызывать меня и, в случае надобности, черпать силу прямо из поля Жизни и Смерти, когда ты находишься в Срединных Мирах. Это сделает тебя непобедимым. Если тебе покажется необходимым, можешь послать мне донесение. Если будет нужно, я доберусь до тебя.

— Спасибо, Хозяин.

— Ты должен сразу же подчиняться всем моим посланиям.

— Да.

— А теперь иди и отдыхай. Выспись, подкрепись и отправляйся на задание.

— Спасибо.

— Это твой предпоследний сон в Доме Мертвых, Вэйким. Поразмысли о его тайнах.

— Я делаю это все время.

— Я — одна из них.

— Хозяин…

— Это часть моего имени. Никогда не забывай об этом.

— Хозяин — как я посмею?

Пробуждение Красной Ведьмы

Ведьма Лоджии ворочается во сне и дважды вскрикивает. Давно она уже спит — и глубоко. Наперсник бросается успокоить ее, но делает это неуклюже и только ее будит. Она садится тогда среди подушек в своем высоком, как кафедральный неф, покое, и Время, обременившее ее насилием Тарквиния, быстро подает прочь от ее дивана, движется, словно призрак, но она видит его и замораживает среди бездорожья словом и жестом, и слышит свой же сдвоенный вскрик, и смотрит назад, не в силах оторвать глаз от чего-то темного, словно сновидение, — выношенного ею и взыскующего вопля. Да будет десять артиллерийских залпов — закрой для них ухо, сотри их Из слуха, сохрани лишь девять зияющих между ними безмолвий. Да будут теперь это удары сердца — мистически ощущаемые во всем теле. В покойный этот центр помести сухую кожу, исторгшую из себя змею. И да не разнесутся стоны над побережьем, коли вернется в порт затонувший корабль. Отступи взамен от того темного, как сновидение, что, словно четки греха, падает шквалистым ливнем, холодным и несказанным, тебе на живот. Подумай взамен про обузданных лошадей, о проклятии Летучего Голландца и, может быть, о строке безумного поэта Врамина, например такой: «И луковичка возродит в свой срок изжелта-бледный нарцисс». Если случилось тебе хоть раз в жизни любить кого-либо, постарайся припомнить это. Если случалось предавать, сделай вид, что тебя простили. Случалось чего-то бояться — поверь хотя б на миг, что те дни ушли и никогда не вернутся. Купи себе ложь и держись за нее, покуда сможешь. Прижми к своей груди наперсника, как бы его ни звали, и ласкай, ласкай его, пока он не замурлычет.